RSS RSS

avatar

Ирина Шульгина

Прозаик, автор рассказов, эссе, документально-художественного романа «Хроники прошедшего времени». Член союза писателей XXI века. Родилась в Москве, в 1951 году, в семье литераторов. Окончила геологический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, принимала участие в исследованиях и разработке золоторудных месторождений Магаданской области. С начала 2000-х годов работала в коммерческих издательствах. Профессиональный путь позволил встретиться с людьми самых разнообразных характеров и судеб, наблюдать человеческие поступки в различных, порой – форс-мажорных обстоятельствах. Этот опыт, помноженный на привитые с детства вкус и интерес к художественному слову, побудил, в конце концов, самой взяться за перо. Печататься начала в конце 90-х годов. Публиковалась в журнале современной прозы «Наша улица» (Москва), в литературном журнале Союза писателей Москвы «Кольцо А», в литературно-художественном и культурологическом международном журнале «Меценат и мир», в русско-еврейском историко-литературном альманахе «Параллели» (Москва), в экуменическом журнале «Истина и жизнь» (Москва), в международном литературно-художественном журнале «Гостиная» (Филадельфия), в литературном журнале «День и Ночь» (Красноярск). Участник Международного литературного форума «Славянская лира-2018» (Минск) в номинации «Малая проза».

Ирина Шульгина: Публикации в Гостиной

    Ирина ШУЛЬГИНА. Стойкие оловянные солдатики Елены Литинской. О книге Елены Литинской «Понять нельзя простить. Повести и рассказы».

    (Chicago- Boston: Bagriy & Co., Chicago and M.Graphics, 2022. С. 277).

    Все помнят сказку (вернее сказать, притчу) Андерсена о стойком оловянном солдатике, который не боится ни огня, ни воды, ни страшной водяной крысы, ни прожорливой рыбы, но в любых обстоятельствах остается верным своему долгу и своей любви.

    Героини Елены Литинской напоминают этого замечательного персонажа – стойко и упорно они сопротивляются тяжелым обстоятельствам, не позволяют себе впасть в отчаяние, сломаться перед трудностями.

    «Стойкие оловянные солдатики», как и андерсоновский смельчак, движутся по жизни, увлеченные прекрасной мечтой – мечтой о любви. И пусть она ускользает, разбивается, теряется под гнетом непреодолимых обстоятельств («Понять нельзя простить», «Летний роман», «Осенние цветы»), героини Литинской не оставляют своих надежд и непоколебимой веры в возможность счастья – личного, теплого, живого. Вся книга пропитана тонким эротизмом, причем возраст этих женщин не имеет никакого значения. Это могут быть совсем юные девушки, даже подростки («Понять нельзя простить») или зрелые дамы, прожившие нелегкую женскую жизнь («Осенние цветы», «Под созвездием Ковида»), но все они чувственны и сексуальны, все сохранили вкус и интерес к полнокровной, насыщенной жизни.

    Читать дальше 'Ирина ШУЛЬГИНА. Стойкие оловянные солдатики Елены Литинской. О книге Елены Литинской «Понять нельзя простить. Повести и рассказы».'»

    Ирина Шульгина. На рассвете. Отрывок из повести

    Вечер за вечером Мерула входил в ворота своего дома в полном изнеможении, смывал с себя пот и пыль, наспех ужинал и присаживался к фонтанчику в своем внутреннем дворике и сражался с непонятной тоской, подступающей к горлу. Несколько дней тому назад верный человек сообщил ему, что его озорной плясуньи Селены больше нет на свете – ее убили на ночной дороге в окрестностях Кесарии.

     «Ну, что ж это я? — пытался теперь он уговаривать себя, слушая нежное журчание водяной струи. — Что раскис, как девица? Что мне до нее? Сгинула, как и не было. Все равно ее ничего хорошего не ждало». Но никакие разумные доводы не помогали, и перед его взором все время вставало выразительное темноглазое лицо плясуньи под копной непослушных волос.

    Читать дальше 'Ирина Шульгина. На рассвете. Отрывок из повести'»

    Ирина Шульгина. Жизнь – такая странная штука. Размышления о книге Елены Литинской "Экстрасенсорика любви. Повести и рассказы"

    coverЕлена Литинская "Экстрасенсорика любви. Повести и рассказы". (Иерусалим: изд-во Млечный путь, 2017)Елена Литинская “Экстрасенсорика любви. Повести и рассказы”. (Иерусалим: изд-во Млечный путь, 2017)

    Книга Елены Литинской «Экстрасенсорика любви» представляет собой сборник рассказов и небольших повестей, на первый взгляд не связанных между собой ни общими героями, ни сюжетными линиями, ни местом действия. Однако постепенно, следуя от одного повествования к другому, читатель обнаруживает, что все новеллы, все, такие разные, повороты судеб, объединены единым стержнем, как главы одной книги.

    Эта книга – о любви земной, о ее непредсказуемости, о немеркнущей надежде на ВСТРЕЧУ, несмотря на все потери и разочарования. Сборник недаром назван по одноименному рассказу «Экстрасенсорика любви»: для Нины, его героини, неожиданная влюбленность во врача-экстрасенса становится спасательным кругом, вырывает ее из омута глубочайшего уныния, заставляет вновь возродиться к жизни. Любовь, как спасение, как освобождение из мрака одиночества и опустошенности, и есть сквозной, главный сюжет всей книги. Персонажи Литинской, будто шестым чувством, наделены особой сверхчувствительностью к любви, они настроены на нее, как камертон – на тончайшие колебания звука.

    Читать дальше 'Ирина Шульгина. Жизнь – такая странная штука. Размышления о книге Елены Литинской "Экстрасенсорика любви. Повести и рассказы"'»

    Ирина Шульгина. И катится колесо…

    Памяти моего папы,

    писателя Михаила Фридмана

     

    Если найти подходящую палку с гвоздем на конце, вставить гвоздь в колесо от телеги,  которое соседу, дяде Ионэ уже ни к чему, то получится отличная каталка-погонялка. Надо только чтобы гвоздь не выскакивал из втулки – и гоняй себе вслед за колесом – и по двору, и за калиткой, по деревенской улице. Так и не заметишь, как выбежишь за деревню и понесешься все дальше и дальше от своего дома. Мотя спохватился только тогда, когда завиднелись белые домики соседней деревни. До чего ж хитрое колесо – как далеко может увести человека, а ведь мама Сарра строго-настрого запретила уходить за околицу.

    В тот день шестилетний мальчик, конечно же, поспешил скорей домой и мужественно перенес мамины шлепки, даже  не подозревая, как далеко прочь от родных стен покатится колесо его жизни – сначала по пологим холмам Молдавии, разомлевшим на солнце под ковром из виноградной лозы, в уютный Кишинев, где проведет он свои первые школьные годы, а потом еще дальше – в лицей, в Бухарест.

    Читать дальше 'Ирина Шульгина. И катится колесо…'»

    Иржи КРАТОХВИЛ. Флейта. Рассказ. Пер. Н. М. Шульгиной

                    В конце 30-х годов Сталин развязал в Советском Союзе показательные процессы над выдающимися революционерами-коммунистами Зиновьевым, Каменевым и Бухариным,  обвиненными в антигосударственном заговоре и расстрелянными.   Подобные же процессы по его указанию проходили после Второй мировой войны и в  странах социалистического блока, в том числе  в Чехословакии. Громкий процесс над Сланским, видным деятелем  чехословацкой компартии, сопровождался казнями и других коммунистических лидеров. Этот рассказ основан на реальном событии, спровоцированном сталинской бесноватостью, принявшей в последние годы его правления  отчетливый антисемитский характер.  

     

    * * * *

    Читать дальше 'Иржи КРАТОХВИЛ. Флейта. Рассказ. Пер. Н. М. Шульгиной'»

    Ирина ШУЛЬГИНА. Трамвай «Прощание»

    Нина ШУЛЬГИНАВякнул будильник – сейчас начнет пищать над ухом. Но я его выключаю – проснулась сама, не нуждаюсь в его назойливых услугах. Утро, в окне синеет высокое, безоблачное, октябрьское небо. Встаю, похрустываю суставами, разминаюсь, чтоб не болела спина. Каждый день таскаю рюкзачок – термос с бульоном, сок, вода, маечка-рубашечка. Небольшой, а все-таки – вес. Там, где сейчас моя мама, все это есть, но мне кажется – домашнее лучше. Может, и она это чувствует?

    Иду на кухню, достаю из холодильника кусок курицы, лук, морковку, зелень, заливаю водой, ставлю на огонь. По квартире разносится запах куриного бульона, и я вспоминаю детство, возвращение из школы домой. Дверь открывала бабушка, меня с порога окутывал несравненный, щекочущий ноздри аромат, и все школьные невзгоды улетали прочь, будто перышки на ветру. Я спешила на кухню, а там уже младшая сестренка Лида опустошала свою тарелку бульона, дуя на горячую ложку и весело поглядывая на меня живыми темными глазами.

    «Куриный бульон всегда помогал» ‒ так через годы Лида назовет одну из работ своего последнего, прощального цикла «Голоса» ‒ большие, в человеческий рост барельефы из бумаги. Белые фигуры проступают из холста, будто воспоминания о безвременно ушедших, о вечной разлуке и горечи утрат. Среди них – бабушка, маленькая, круглолицая, держит в руках суповую чашку.

    Процеживаю, переливаю бульон в термос, укладываю его в рюкзак и думаю об этой работе давно умершей сестры. Поможет ли бабушкино волшебное средство там, куда я сейчас направляюсь?

    Выхожу из дома. Октябрь не торопится вступить в права – вокруг светло и зелено. Подкатывает трамвай, сажусь, еду. Взяла с собой мамин любимый роман – врач сказал, такие больные очень хорошо реагируют на голоса родственников. Почитаю ей – вдруг она все-таки что-то слышит? Трамвай катит по путям, за окном мелькает пейзаж, уже выученный за эти 3 недели до мелочей, я листаю книжку. Не читается. Волнуюсь – что-то там застану?

    Вот и нужная остановка, натягиваю на плечи рюкзачок, топаю к больнице. Прохожу в корпус, на лифте поднимаюсь на 6 этаж. Толкаю матовую стеклянно-пластиковую дверь в отделение. Здесь все сверкает холодной больничной чистотой, деловито снует медперсонал, ходячие пациенты бродят по коридору, таращат пустые, бессмысленные глаза. На несколько секунд задерживаю дыхание: в нос бьет тошнотворный сладковатый запах – запах одряхлевших тел, переживших положенный срок, запах смерти, недоделавшей свою работу.

    Читать дальше 'Ирина ШУЛЬГИНА. Трамвай «Прощание»'»

    Ирина Шульгина. Хроники прошедшего времени

    Ирина Шульгина. Хроники прошедшего времениКак-то друг семьи передал моей матери пачку выцветших записей на потертой, хрупкой от времени, бумаге. Он случайно нашел ее в старинном секретере, доставшемся ему в наследство от отца – друга моего деда. Секретер не отпирался в течение долгих десятилетий и молча, но надежно хранил семейную переписку. Хозяин отдал бумаги моей матери, а та – мне. Так у меня оказались эти свидетельства непростых семейных судеб.

    Мало-помалу эти записи стали меня беспокоить. Мне показалось, что я должна написать о своей родне, которой никогда не знала, но о которой слышала с детства.

    Долго из этой затеи ничего не выходило. Сложить мозаику отрывочных сведений в общую картину жизни семьи можно было, только что-то додумывая, досочиняя за тех, кого уже больше ни о чем не спросишь. А додумывать и сочинять – не хотелось. В конце концов, я решила писать только то, что знаю, что пережила сама, что прочла своими глазами, что запомнила из обрывков взрослых разговоров, слышанных в детстве, вскользь, краем уха. Так и получилась эта книга – о них и о себе… а, может быть, о себе – и о них…

    Ирина ШУЛЬГИНА. Утро. Кухня. Рукомойник.

    Глава из романа «Хроники прошедшего времени»

    В квартире было тихо, маленький будильник на журнальном столике около постели весело причмокивал: «Тик-и-так! Тик-и-так!». «Время мое отсчитывает, неугомонный», – подумала Кира с печалью, которую всегда вызывал у нее этот размеренный звук.

    Она вытянулась на спине и устремила взгляд в прямоугольник окна, провожая глазами рваные облака, куда-то спешащие по хмурому небу. И вдруг с щемящей грустью вспомнила Север, победы и проигрыши, надежды и разочарования.

    «Тик-и-так-тик-и-так» – совершала свой безостановочный бег секундная стрелка, и Кира, повинуясь ритму уходящего времени, все глубже погружалась в воспоминания. Было приятно и чуть больно тасовать колоду памяти, искать себя молодую, закованную в доспехи этого нынешнего старого тела.

    «Сколько же натикало с тех пор? Лет сорок … даже – с хвостиком… – ворочала Кира в голове неспешные мысли. – Да-а… Мне тогда было чуть за тридцать!…» Она прикрыла глаза и безо всякого усилия вызвала перед своим мысленным взором низкий, серый купол чукотского неба над убогими, сколоченными из рубероида и досок хижинами-балками геологического поселка, зажатого в кольце постоянно разрастающихся помоек. Это были даже не воспоминания, предполагающие усилие мысли и напряжение памяти, а что-то вроде вынутой из потайного ящика души стопки цветных картинок, гирляндой нанизанных на ниточку.

    Тик-и-так-тик-и-так…

    Читать дальше 'Ирина ШУЛЬГИНА. Утро. Кухня. Рукомойник.'»

    ИРИНА ШУЛЬГИНА ● БЯША ● ХУДОЖНИЦА ЛИДИЯ ШУЛЬГИНА

    Кэролл – Алиса с фламинго под мышкой Давным-давно, в далекой прекрасной стране по имени Детство на дачной терраске сидели две девочки: одна – лет двенадцати, другая – лет шести. Старшая читала младшей книжку, и чем дальше читала, тем сильнее ее клонило в сон. Книжка была, по ее мнению, невероятно скучной! Она уже успела прочитать множество захватывающих книжек, в которых действовали доблестные герои и коварные злодеи, и всегда было понятно, кто благороден, а кто – подлец! Но в книжке, которую бабушка попросила ее почитать младшей сестре, ни слова не говорилось ни про любовь, ни про коварство, ни про подвиги. А речь шла о странной девчонке-англичанке, которая непонятно как попадает в неведомую страну, болтает ни пойми о чем с суетливым кроликом, тонет в собственных слезах и совершает массу других необъяснимых, дурацких поступков.

    Мало-помалу чтица, чувствуя, как от скуки у нее заплетается язык, спросила сестренку: «Тебе что, интересно? Может, лучше пойдем на великах покатаемся?». Младшая девочка подняла на нее темные живые глаза. Ее густые кудрявые волосы, из-за которых подружки прозвали ее «Бяшей», будто ласкового ягненка, шевелил теплый июльский ветерок. «Мне – интересно», – кивнула она сестре. Что было делать? Пришлось нудное чтение продолжить.

    Читать дальше 'ИРИНА ШУЛЬГИНА ● БЯША ● ХУДОЖНИЦА ЛИДИЯ ШУЛЬГИНА'»

    ИРИНА ШУЛЬГИНА ● КАПЛИ ЯНТАРЯ НА ЗАКАТЕ СОЛНЦА

    В блаженной тишине утра сладострастно причмокнул будильник. «Не-е-т!», –– подумала она сквозь сон, но мольба ее оказалась тщетной. Мерзкое орудие утренней пытки и не подумало остановиться, но, вспоров мирную тишину, распищалось самым непотребным образом. Она нажала рычажок проклятой пикалки, та перестала верещать, но продолжала настойчиво тикать в самое ухо: «Вста-вать! Вста-вать! Вста-вать!». Повиноваться этому призыву ей категорически не хотелось. Выплывая из теплых сонных вод, она представила себе весь неподъемный груз дел, которые необходимо было переделать на предстоящей неделе, и настроение ее опустилось практически до нулевой отметки. «Понедельник, – ворочалась у нее в голове тоскливая мысль, – день тяжелый… вот уж правда… Скорей бы пятница…. дожить бы…».

    Неугомонный будильник тикал, отсчитывая секунду за секундой. Ничего не поделаешь – надо было ему покориться. Она предприняла попытку стряхнуть с себя сон, вытянулась на спине во весь рост, и почувствовала, что пальцы ног уперлись во что-то теплое и невыразимо приятное. Она пошевелила ступнями, и это переползло к ней на подушку, примостилось около плеча и утробно заурчало. «Ах ты, мой сладкий!» – подумала она, и на сердце немного отлегло. «Сладкий» тем временем мягко, но настойчиво вытеснил ее с подушки и разлегся там в изнеженной позе, подставив белое толстое пузо лучам настольной лампочки. «Негодяй, – умиленно сказала она сибариту и почесала ему пушистый животик. – Ишь, разбаловался! Ну, лежи, Рыжий, грейся под лампочкой, а я пошла умываться!»

    Читать дальше 'ИРИНА ШУЛЬГИНА ● КАПЛИ ЯНТАРЯ НА ЗАКАТЕ СОЛНЦА'»

    ИРИНА ШУЛЬГИНА ● О РОКОВОЙ РОЛИ ПОЭЗИИ ● ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА

    ИРИНА ШУЛЬГИНА

    «Батый двинул ужасную рать свою к столице Юриевой… Татары, приступив к Рязани, оградили ее тыном или острогом, чтобы тем удобнее биться с осажденными. Кровь лилася пять дней: воины Батыевы переменялись, а граждане, не выпуская оружия из рук, едва могли стоять на стенах от усталости. В шестый день, декабря 21 (1237 года) поутру, изготовив лестницы, Татары начали действовать стенобитными орудиями и зажгли крепость; сквозь дым и пламя вломились в улицы, истребляя все огнем и мечом. .. Веселяся отчаянием и муками людей, варвары Батыевы распинали пленников, или  связав им руки, стреляли в них как в цель, для забавы; оскверняли святыню храмов насилием юных Монахинь, знаменитых жен и девиц, в присутствии издыхающих супругов и матерей; жгли Иереев или кровию их обагряли олтари. Весь город с окрестными монастырями обратился в пепел. Несколько дней продолжались убийства.

    Читать дальше 'ИРИНА ШУЛЬГИНА ● О РОКОВОЙ РОЛИ ПОЭЗИИ ● ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА'»

    ИРИНА ШУЛЬГИНА ● ПАРАЛЛЕЛИ И ПЕРЕСЕЧЕНИЯ ● ПРОЗА

    ИРИНА ШУЛЬГИНАХудожники Лидия Шульгина и Николай Эстис

    Я клянусь, что это любовь была,
    Посмотри, ведь это – ее дела…
    Но знаешь – хоть Бога к себе призови –
    Разве можно понять
       что-нибудь
            в любви?

                                                                                  Булат Окуджава

    С точки зрения счастливцев, воспринимающих жизнь, как череду случайных совпадений, встреча двух художников вполне укладывается в жанр тривиального «курортного романа», где под словом «курорт» подразумевается Дом творчества Союза художников на Сенеже. «В первый же день я увидел на берегу озера два красивых силуэта – молодых мужчину и женщину с поразительно пышными волосами…» – будет вспоминать Николай позже, когда настанет горькое время воспоминаний.

    Читать дальше 'ИРИНА ШУЛЬГИНА ● ПАРАЛЛЕЛИ И ПЕРЕСЕЧЕНИЯ ● ПРОЗА'»