Геннадий Калашников
Геннадий Калашников давно и регулярно печатается в российской периодике, в таких самых известных журналах, как «Юность», «Знамя», «Новый мир», «Октябрь», «Другой берег», «Грани». Он автор книг стихов «Ладонь» (М., 1984), «С железной дорогой в окне» (М., 1995) и «Звукоряд» (М., 2007). Стихи Геннадия Калашникова были представлены в антологиях «Русская поэзия. XX век» (М., 2001) и «Русская поэзия. ХХ1 век» (М., 2010). Он дипломант Всесоюзного конкурса им. М. Горького за лучшую первую книгу (1984) и премии «Московский счет» за лучшую книгу года (2007)
Comments (2) Вокруг шла серьезная жизнь, вокруг была послевоенная, а оттого по бедному, деревянно-лыковому укладу почти бунинская деревня, где рифмованную речь можно было услышать лишь в частушках, всерьез говоривших, так сказать, о суровой правде жизни, о подлинных и мнимых ее ценностях.
На горе-горушке
Дрались побирушки.
Мужик бабу за виски –
Отдавай мои куски!
День начинается. Тень, поселившаяся на стене,
прочищает горло и перья чистит,
дерево само по себе шумит в стороне,
дождь на ощупь пересчитывает на нем листья.
Приметы прошлого очевидны, а грядущего – нет,
близоруко вглядываюсь в дальнозоркие горизонты,
вопрос не задан, но готовлю ответ,
так на всякий случай берут с собой зонтик.
И, действительно, наклонившись низко ко мне,
небесный яхтсмен или воздушный дайвер
что-то спрашивает, слышу его не вполне,
но отвечаю, что груз на плечах и свет в окне
ничего, не гнетут, вообще – не давят.
Что молчишь? Или октябрь к тебе не строг,
кутающий леса в лохмотья тумана и прорехи ветра?
Он трубит в свой медный, холодный, тяжелый рог
с точностью камертона, отчетливостью метронома, выверенностью метра.
Это его медленный, в нитях паутины, день встает
с горизонтом в глубоких зарубках и заплывших метах,
это его вода глядит сквозь тонкий, прозрачный лед,
щурясь то ли от избытка, то ли от недостатка света.
Это его волчьи в прозелень прямые глаза
смотрят с опушки и мелькают в сырой чаще.
Под этим взглядом уснула, взмахнув крылом слюдяным, стрекоза,
захлебнувшись воздухом и осиновым дымом горчащим.
Я живу в октябре, и он ко мне не суров,
он повернут ко мне разноцветною призмой света,
он слепит лучом, согревает теплом костров,
и пока не туже и не уже золотые его тенета.
Он коснется птичьим пером опущенных век,
у него новостей и известий разноцветный шуршащий ворох …
На тяжелой оси повернулся день, повернулся век,
и в стеклянных часах пересыпался сухой осторожный порох.
RSS