В 1994-м я сняла свой первый телефильм. Он был об одесских львах – от горсадовских, до Троцкого. Неля Степановна Харченко, легенда одесского ТВ, отвалила мне роскошный комплимент. Сказала, что видела программы и об одесских решетках, и о флюгерах, и еще о всяком разном в архитектуре города, но обо львах – никогда! Тут мне захотелось делать еще что-то более оригинальное и неожиданное. Так появился второй фильмик – о пыли. Он лежит у меня на кассете, не оцифрованный. А “рыба” сценария – вот она.
Читать дальше 'Елена КАРАКИНА. Пиль. Очерки краеведа'»
Юрий Карлович Олеша писал: «Да здравствует мир без меня!». Нет, эта фраза вовсе не сродни пушкинскому просветленному, исполненному высокой гармонии: «И наши внуки, в добрый час, из мира вытеснят и нас!». Здесь другое, здесь мрачное отчаяние самоотрицания. Иногда создается впечатление, что Олеше не дано было умения быть счастливым. Одарен он был сверх меры, но другими дарами. А ведь быть счастливым тоже дар. Диоген был самодостаточен в своей бочке. «Отойди, не заслоняй мне солнце» – отвечал он Александру Македонскому в ответ на предложение просить у юного царя чего угодно. Впрочем, Олеша тоже мог бы сказать нечто подобное под настроение. Порой он представляется столь же одиноким, как Диоген, отгороженный сырыми и душными деревянными стенками бочки от остального мира. Он получал странное удовольствие, раздражая окружающих. И в этом есть какое-то необъяснимое противоречие, какой-то жуткий, вполне в духе героев Достоевского, надрыв души. Олеша временами был настоящим воплощением ехидного одессизма «стой там – иди сюда». Ведь Юрия Карловича любили. Он притягивал, он привлекал. И в то же время, отторгал. Как магнит, в котором антиподом полюса «плюс» является полюс «минус».
Одно время, еще здесь, в Одессе, до отъезда в Москву, Олеша был близко дружен с Эдуардом Багрицким. После – с Валентином Катаевым. Первая дружба рассыпалась, а вторая практически перешла во вражду.
Владимир Владимирович Маяковский отличал Юрия Карловича из всей компании одесских литераторов, завоевавших Москву, но Маяковский погиб. Долгой дружбы не вышло.
Читать дальше 'Елена КАРАКИНА. Мир без Олеши'»
А БЫЛА ЛИ ШКОЛА?
Это заявление может и не потрясет мир, но одесская литературная школа была. Едва заявленная поэтическими манифестами, не жалуемая столичными снобами, нелюбимая советской номенклатурой, замалчиваемая официальным литературоведением, она все-таки существовала.
Временные границы ее существования растянуты примерно на столетие. Десятилетиями о ней не упоминалось, как будто и не было такой. В 1900-х, в годы хрущевской оттепели, о ней заговорили – впервые после долгих лет молчания. Верней, заговорили не о школе, а об одесских писателях, имена которых стали знамениты уже в двадцатых годах двадцатого же столетия. Термин «двадцатники» оказался живучим и просуществовал, согласуясь с названием, около трех десятилетий. Сейчас он потихоньку умирает. Поскольку не выдерживает никакой критики ни с точки зрения литературно-биографического жанра, ни с позиций истории литературы. «Двадцатые годы» для шестидесятых были удачно придуманным романтическим символом. Удобным идеологическим прикрытием для возвращения писателей-одесситов в общекультурный советский оборот, из которого они были почти изъяты в 1940-х – 1950-х годах.
Читать дальше 'ЕЛЕНА КАРАКИНА ● ПО СЛЕДАМ «ЮГО-ЗАПАДА» ● ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ'»
RSS
Comments (1) 
