RSS
К 155-летию со дня рождения Дмитрия Мережковского (14 авг.1865—9 дек.1941). Cтатьи Юрия Мандельштама (1908-1943)
Comments (0) 
Д. С. МЕРЕЖКОВСКИЙ
Писать юбилейную статью, не ограничиваясь традиционными, и, в конце концов, мало значащими пожеланиями, всегда нелегко. Но о Дмитрии Сергеевиче Мережковском — труднее, чем о многих, если подходить со вниманием и серьезностью к этому удивительно сложному, подчас противоречивому писателю, сложность и противоречивость которого все же неизменно пронизаны одной темой, одним порывом. Подводить итоги творчеству Мережковского? Но, помимо того, что оно фактически не закончено, кто может поручиться, что Мережковский сказал свое самое главное, самое основное? Конечно, вышедший в прошлом году «Иисус Неизвестный» — один из центров этого творчества, но ведь и ранее были другие центры: историческая трилогия «Христос и Антихрист», замечательная книга о Гоголе. Ограничиться простым воспроизведением творческого пути, с хронологическим перечнем главнейших произведений? Но, как отличить главнейшее от менее важного в огромном количественно и значительном по существу собрании сочинений Мережковского? Порою кажется, что менее важного у него вообще нет. Кроме того, этот путь слишком хорошо известен всем — от ранних стихов через исторические романы (уже упомянутую трилогию, «Александра I», «14 декабря») и критические труды о Гоголе, Лермонтове, Толстом и Достоевском, к зарубежным его книгам: «Тайне трех», «Наполеону» и, наконец, «Иисусу Неизвестному». Дать же исчерпывающее, всестороннее исследование сочинений Мережковского в газетной статье все равно невозможно — для этого понадобилась бы целая книга, написанная специалистом.
Известный французский эллинист, автор исследований о Пифагоре и Эпиктете
Любопытство, вызываемое личностью и жизнью более или менее заметного человека, не всегда пропорционально его душевной или умственной ценности. Часто оно подстрекается исключительно внешними обстоятельствами, неожиданными и яркими положениями, в которые этот человек попадает помимо воли, и которое превращает его существование, бедное подлинными событиями, в красочный и увлекательный роман. Такая жизнь – сущий клад для составителей «романсированных» биографий, для коих поверхностная бурность куда нужнее глубоких и скрытых переживаний. Ведь и в биографиях людей значительных эти писатели останавливаются почти только на внешне блестящих эпизодах: достаточно вспомнить, что Моруа в своей книге о Шелли, в общем, не упоминает о самом важном, единственно важном для поэта – о его творчестве.
Ночью, когда совершенная
