ГЕОРГИЙ АДАМОВИЧ
1892, Москва – 1972, Ницца

 * * *

За все, за все спасибо. За войну,
За революцию и за изгнанье.
За равнодушно-светлую страну,
Где мы теперь «влачим существованье».

Нет доли сладостней — все потерять.
Нет радостней судьбы — скитальцем стать,
И никогда ты к небу не был ближе,
Чем здесь, устав скучать,
Устав дышать,
Без сил, без денег,
Без любви, в Париже…

Читать дальше '«Старый заколдованный Париж». Стихи поэтов первой волны эмиграции.'»

На бабу Серёга охотился впервые, хотя был уже опытным добытчиком.

И на зелёного медведя ходил, и на огненного ежа бывало, и на лису-тирамису силки расставлял удачно. Однажды завалил даже целого дельфина в лесу — сохатого, на каждом роге не меньше пяти отростков! А вот на бабу ходить пока не случалось.

Старшие мужики объясняли, что охотиться на бабу не опаснее, чем, к примеру, на волосатую кобру. То есть риск для жизни есть, а иногда и выжить получается. Но вся штука в том, что вот ту же кобру изловишь — сложишь в камин, разожжёшь хорошенько — всю зиму тепло! И смысл понятен. И баба должна быть так же — со смыслом. А иначе бери себе девку ручную да и не страдай ерундой зря!

Читать дальше 'Тая НАЙДЕНКО. Охота со смыслом'»

* * *
Проснуться утром. Выпить чашку кофе
И обнаружить, что уже июль
Что над тобой смеется Мефистофель
Что кошка сорвала с окошка тюль

И тюльку съела и роман заводит
А на заводе бригадир поет
Что слух в народе будто взвод на взводе
От здешних грешных неземных красот

Здесь календарь роняет стопкой числа
Вливая в стопку воздуха глоток
И женской грудью красота нависла
И побежал по телу острый ток

И кажется сейчас романс родится
И стих сочится из душевных фибр
Но сколько рифме по миру ни виться
Блаженная споткнется о верлибр

Семь нянек разомлели и куняют
Купаются на речке голыши
А малохольные всё рифму подбирают
Хоть кол на голове у них теши.

Читать дальше 'Майя Димерли. Лебеди на бреющем полете…'»

Я в кафе, где ангел с саксофоном

плеск прибоя проливает в чашки…

Крыльев и бровей изгиб солёный,

взгляд же удивительно домашний…

Все другие с трубами, а этот

там, на небе, видно, меланхолик.

Он скрипит протёртым табуретом,

палубой раскачивает столик.

А над чашками взлетают чайки…

Научится бы гадать на кофе…

Не меня ли ты хранишь случайно,

так по-детски изгибая брови?

Запредельным заливая шумом,

хрипловатым светом обжигая

сердце… То ли Моцарт, то ли Шуберт,

то ли просто волны набегают…

Кто-то на обычную пластинку

после эту музыку запишет,

мы же выйдем из кафе в обнимку,

ничего не видя и не слыша…

Читать дальше 'Юлия МЕЛЬНИК. Ангел с саксофоном'»

        Земляника росла прямо за деревней! Яркие крупные ягоды сочились прямо из-под кочек и пней вырубки. И красными сполохами рассыпалась среди медуниц. Её было так много, что, несмотря на предрассветную зябкость, воздух струился душистым ароматом свежезаваренного компота.

Я вышла задолго до солнца, потому что вдруг захотела земляники. Наесться её до отвала. До колик, до резей в животе.

Я полюбила землянику из-за Ники. Ники Ковальковой. Когда-то мы были с ней однокурсницами. Родом она с Крайнего Севера. Оттуда, где живёт Дед Мороз. И потому взгляд у неё, как у Снежной Королевы. И острый пронзительный ум. Ледяной. Свои рецензии на книги и фильмы она писала в такой изящно-чеканной манере и столь филигранной огранки фразами, что умереть и не встать! Мне в жизни так не написать. Правда, после второго курса наши с ней дороги разошлись: я ушла на заочный, а Ника перевелась в Ленинградский университет. К тому же, сразу после диплома её сманили в Москву, и не только наши встречи, но и переписка заглохли. Хотя я уверена – рано или поздно услышу о Нике из большой прессы. Ах, Ника! Как мне не хватало теперь её не в бровь, а в глаз советов! Как бы хотелось послушать, что сказала бы моя Королева про некоторые моменты моей жизни! Ведь, если она что-то утверждала вразрез с общепринятым, стоило задуматься. Но была она теперь далеко, и мне приходилось со всем справляться самой. А Ника обожала землянику. И могла её есть килограммами, в любое время года. В конце первого курса мы с Яном, тогда ещё просто моим приятелем, ко дню её рождения (а был он в конце мая) изыскали этот объект вожделения буквально в тридесятом царстве. Друг Яна был родом из одного труднодоступного селенья Зангезурского хребта – это на самой границе с Турцией. Оттуда и транспортировал посылку с ягодой по нашей просьбе.

Земляника-ягода

За листочком спрятана…

Читать дальше 'Галина Соколова. Земляника-ягода…'»

По журнальной публикации Ефима Бершина («Дружба народов», №7, 2018)

Самой свежей из указанных в «послужном списке» википедии у Ефима Бершина является публикация в журнале «Дружба народов», №7, 2018. Пять представленных стихотворений написаны не по случаю, а по замыслу. И составляют цельную подборку, прежде всего, интересную тем, что по идейной наполненности она может быть рассмотрена как часть поэтического мировоззрения автора.

Говорить обо всем творчестве поэта нужно было бы с той же масштабностью. Если уменьшить размах, то и в частичном можно найти признаки целого, что всегда бывает, когда речь идет о системе взглядов и видении стихотворного предмета под своим углом зрения.

На предположение, что это именно система, а не отдельные стихи под настроение, наводит существование в них стержневых образов, которые скрепляют подборку. Пожалуй, одним из таких образов здесь является пустыня. Ее явное присутствие или оттеночные признаки можно найти в каждом из представленных стихотворений.

Читать дальше 'Владислав КИТИК. У всех нас родство по древности.'»

Историю эмигрантской литературы принято вести с 1920 г., когда начался массовый исход из России. Однако еще в 1917 г. в разных странах обитали русские поэты, которых революция застала за пределами России. С 1912 г. жил в Париже писавший стихи и прозу художник Сергей Шаршун; с 1913-го – обитал в Западной Европе Марк Талов, начавший печататься еще на родине; с 1915-го поселился в Париже футурист Валентин Парнах. С детства жил в Харбине Федор Камышнюк, там же в 1918 г. он издал свой первый поэтический сборник «Музыка боли». С августа 1917 г. жила в Персии Антонина Горская, переехавшая в Париж, когда персидские власти признали большевиков. Александра Паркау еще до Февральской революции приехала в Харбин и там же начала писать стихи. Константин Льдов уехал из России в 1915 (1862—1937).

Читать дальше 'Вадим Крейд. К истории эмигрантской поэзии'»

Все в мире движется, мир историчен. За свою долгую историю человечество, как известно, переживало разные культурные формации, но каким образом возможны их сочетания, смена или противоборство – вопрос, к  которому не сразу и подступишься.

 В самом деле, благодаря чему  при таком  многообразии культурных тенденций может происходить, говоря попросту, развитие, а конкретно – передача  «продуктивного», плодотворного зерна от предыдущего этапа к последующему, или, напротив, – деградация, отступление или прямой разрыв с предыдущим? Каким критерием оценивать это движение? Ибо то, что  для одного аксиолога достижение, для другого – распад, исключающий всякую позитивную преемственность.

Так можно ли считать, – возьмем яркий пример – Октябрьский переворот 17-го года

в России, провозгласивший и предпринявший  полную смену всех сфер ее бытия вплоть до их уничтожения, продолжением органической русской истории?

То же относится и ко всякой иной сфере жизни и деятельности, в том числе, в любой творческой области.

Выдающийся культурфилософ и историк искусства Владимир Вейдле считал, что  легче всего разобраться в этом вопросе на материале художественного творчества; словом, когда именно новаторство можно считать эволюцией, продолжением традиции (каковая есть, по слову С.С. Аверинцева, не сохранение пепла, а передача огня), независимо от хронологического места этой новации в истории культуры.

Читать дальше 'Рената ГАЛЬЦЕВА. На перекрёстке культур'»

ГОРЕНИЕ СЛОВ

Валерий Рыльцов, «Рельеф глубин»

Таганрог: «Нюанс», 2017

Валерий Рыльцов не даёт нам возможности спокойно, постепенно входить в его мир: он сразу хватает за горло, не даёт вздохнуть, опомниться, подступиться к нему. Однако осмысление им сказанного происходит уже по ходу чтения: ни одной проходной случайной строки, ни одного слова, поставленного в угоду рифме или для размера. «Горение слов» – так я определяю поэзию живущего а Ростове-на-Дону Рыльцова, не ведающую успокоенности, созерцательности, внутренней тишины. Но вместе с тем не знает она ни вскриков, ни стонов, ни шумливости. Только – постоянный, стойкий атмосферный жар:

Печальна ночь, а высь от звёзд пестра.

Ресницы огорчив неистребимой влагой,

Потворствую рождению костра

Исписанной в беспамятстве бумагой.

Горят мои слова, мой вклад в «культурный слой»,

Языческая дань началу новой эры,

Становятся реликтовой золой

И, несомненно, частью атмосферы.

Иногда, впрочем. жар немного ослабевает, и на смену огневых взмахов костра приходит ощущение тревожащей тайны жизни:

Читать дальше 'Эмиль СОКОЛЬСКИЙ. Книжный обзор: Валерий Рыльцов, Александр Костенко, Андрей Коровин, Юлия Белохвостова, Клементина Ширшова'»

Рецензия на книгу Светланы Коппел-Ковтун «Полотно. Стихи. Дневники. Афоризмы» (Издательство «Союз писателей», Новокузнецк, 2018. ISBN:978-5-00073-951-8)

Светлана Коппел-Ковтун – поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых. Её книги издавались в России, на Украине, в Канаде, а философская сказка-притча «Высекательница искр» была выпущена также в Австралии и Австрии. Творчество Светланы пронизано жаждой Бога и смысла, стремлением к нравственным основам жизни. В своих произведениях она затрагивает разные темы: любовь к Богу и человеку, к животным и вообще к природе, богоискательство, дружба, предательство, старость, смерть и др. Но из всех этих составляющих в итоге выстраивается единая картина судьбы. При этом вся жизнь лирической героини сборника пронизана молчанием, перешедшим в молитву.

Песня сердца — это Христос в нас. От песни (во

мне) к песне (в другом) живёт сердце.

*

Песня—это молчание.

   Героиня, словно продолжает мысль другого современного поэта иеромонаха Романа (Матюшина): «Лучшая поэзия – молчание/Лучшее молчание – моление» ¹. Вот такой творческий диалог двух поэтических душ. Мир для Светланы един, хоть и разделен на две составляющие – мир земной и небесный. В земном мире лирической героиней движет молитва, а в небесном – надежда на милосердие Божие: «Бог выходит навстречу первым и приходит к человеку раньше, чем человек приходит к себе. Бог ближе к нам, чем мы сами к себе», — афористично замечает она в 3-й части своей книги под названием «Словесный бисер».

Читать дальше 'Елена Самкова. Художник с яблоком в руке.'»

 О новой книге стихов Наталии Елизаровой «Страна бумажных человечков»  (М.: Арт Хаус медиа, 2019. — 122 с.)

 Поэзия Наталии Елизаровой несёт в себе не только классическую ясность слога, но и классическую многоплановость. Это именно тот случай, когда душа читающего «обязана трудиться». Читаешь, переводишь дыхание, возвращаешься в то же волнующее поле… Оно втягивает, в нём столько музыки, столько непреходящей ностальгической бытийности, столько своей собственной жизни! И в то же время, это и о тебе, о твоей судьбе. Но всеохватнее. Потому что разговор не только о судьбе и судьбах, не только о любви, а и о том, как всё это сочленяется с высшим смыслом.

Человек идет по дороге, ныряет в метро,

его перемещает нутро

крупного ящера, людного изнутри диплодока.

Человек едет долго.

Выходит в поле, плачет, падает на траву:

«Господи, если как-то не так живу,

Научи, как надо!

Меня пожирают черви,

огни

душного города,

спаси, сохрани,

избавь от терпкой тоски вечерней»…

Читать дальше 'Вера Зубарева. «Человек идет по дороге…»'»

— Для чего ты хочешь дать мне это письмо? Чтобы я что-то посоветовал тебе? Отредактировал? Но письма не редактируют, особенно когда находят их «после». Ты хочешь поделиться со мной, чтобы я знал, как всё было?..

Понял! Отправлять его или нет?! Хорошо, пришли мне письмо по имейлу, а я обещаю, что сотру его тотчас по прочтении…

Так мы поговорили по телефону с моим братом.

И он сразу послал мне письмо по почте. Пискнул электронный секретарь, оповещая, что оно прибыло. Я, почему-то сильно волнуясь, открыл его, прочитал… и, сам не понимая, что делаю, автоматически отпечатал, а потом взял в руки три странички и перечитал ещё и ещё раз, но не сумел их порвать и стереть в компьютере, как обещал. Я совершил бессовестную кражу.

— Ты меня слышишь? — отзвонил я вечером. — Разреши мне… — я не успел договорить.

— Я так и знал, — сказал брат. —  Я знал — ты же писатель… что тут говорить… Только имена поменяй и не рассказывай, где это было… да это и не важно…

Я так и поступил: поменял имена, отредактировал текст и, если добавил своего, совсем немного несущественного — своих мыслей, выдав их за предполагаемые, по моему мнению, мысли автора письма.

Читать дальше 'Михаил Садовский. В палате.'»

Ежедневная разминка на свежем воздухе полезна для здоровья. Особенно в моем возрасте. А потому майским утром я отправился на школьную спортплощадку недалеко от дома. Там стояли турники, лестницы, была яма для прыжков, ну все, как обычно. За пределами площадки росли старые тополя, ясени и березы. День выдался солнечный, Москва в выходной день казалась пустой и, предвкушая разминку, я прибавил шаг – пора!

Физическая нагрузка – это хорошо. Но важна еще и эмоциональная разгрузка. Постоянные заботы напрягают. А, тут! Родная природа помогает расслабиться. Вот и знакомая площадка пустая, как обычно. Поскольку тренировался я регулярно, то и взору открывалось то, что не бросается в глаза при разовом посещении. И прежде всего живность. Не сразу, постепенно они появлялись из укрытий, показываясь человеку. С большим удивлением я обнаружил, что на крохотном пятачке школьного участка обитает не менее трех белок, а скорее всего больше. Три показались одновременно. Стало понятно, где они обитали. Охотничья собака безошибочно встала под одним из деревьев и, задрав морду, залилась лаем. Хозяин не без труда увел ее.

Читать дальше 'Никита Николаенко. Знакомая ворона'»

                Роженицу привезли в первом часу ночи. Вернее, в госпиталь она приехала раньше, но в отделении оказалась уже после полуночи. Женщина была одета в длинное тёмное платье, из-под мокрого подола выглядывали разношенные плоские туфли. Складки мешковатого полупальто слегка обтягивали живот, и на первый взгляд, женщина казалась скорее обрюзгшей, чем беременной. Она сидела в кресле-каталке и тяжело дышала, время от времени вытирая ладонью пот со щёк.  

Из раскрывшейся двери лифта вышел мужчина. Впереди себя он подталкивал детей шести-семи лет, мальчика и девочку. Не взглянув на жену, он бросился к сидевшей за стойкой у компьютера медсестре:

– Is doctor Bennani here?*

                – Нет, – ответила Линда, – её не будет, не смогла доехать. Сами видите, какая метель.

                – Что значит, не смогла доехать?! – мужчина моментально сорвался на крик. – Мы же доехали!

                – Значит, вам повезло, – невозмутимо заметила Линда, взмахнув мохнатыми ресницами, – а могли бы и застрять. Пройдите с детьми в комнату ожидания. Ваша жена должна переодеться, её осмотрит врач. Она набрала номер: –Доктор Зубов, тут новая роженица.

Читать дальше 'Зоя Мастер. Ночное дежурство'»

Не все, наверное, о нем знают, но почти все с ним сталкивались. Я — о законе парных случаев, примеров упорного действия  которого множество. Иногда он принимает курьезный вид, как бы посмеиваясь над человеком, так, к примеру, случилось с Виталием: разведясь с первой женой, чье родимое пятно под коленкой ему не сильно нравилось, он с удивлением обнаружил, что женился на девушке с точно таким же врожденным дефектом кожи, только с коленки доползшим до плеча. Но в судьбе Тамары, тещи Виталия,  закон парных случаев, проявив себя дважды, принял роковой характер.

Выросла Тамара в Детском доме. Трехэтажное старое здание на краю березовой рощи, скрывающей кладбище, видело все: болезни и слезы, драки и смех, издевательства и дружбу.  Директор, Илья Петрович, держал весь этот громокипящий короб строго: не было потому, к счастью, ни насилия, ни увечий. Тамара всю жизнь потом считала Илью Петровича своим отцом. Родной-то бросил ее мать с двухмесячной Томочкой, заявив, что полюбил другую. История банальная, как мир, но не типично продолжившаяся: мать, неделю прорыдав,  вычеркнула из жизни предателя-мужа, а грудную девочку, его плоть и кровь, сдала без всяких сожалений в дом малютки, откуда Тамара и попала потом к березовому кладбищу, которым пугали  друг друга ребятишки, рассказывая в холодной спальне страшные истории про восставшего  из гроба мертвеца, что бродит по их детскому дому. И Тамаре слышались шаги. Она ерзала под жестким одеялом, переворачивала нагревающуюся под щекой, повлажневшую подушку, а, когда чужие мысли и страхи, освобождая пространство, уходили в сны, сразу стискивало ее, точно чья-то ледяная рука, тоскливое одиночество. Тогда она выбиралась тихонько из постели и подходила к окну. Если светила полная Луна, близкий лес оживал: Тамаре казалось, деревья медленно переходят с места на место, а между их ветвей то мелькают бледные призраки, то зловеще горят круглые желтые глаза волка.

Читать дальше 'Мария Бушуева. На краю березовой рощи'»

Инесса овдовела, миновав ряд основополагающих стадий. Во-первых, ее муж не умер. Чего, в принципе, уже было бы достаточно. Во-вторых, Инесса и замужем-то не была.

Впрочем, женщину это нисколько не смущало.

–Он умер в моем сердце. Что гораздо хуже, –объясняла Инесса.

Мужчина, чей бестелесный труп не давал покоя несчастной женщине, личностью слыл неблагополучной. Любил он выпить, имел стойкие убеждения в отношении собственной свободы от обязательств перед обществом (иначе говоря, мужчина принципиально нигде не работал), не гнушался адюльтеров и рукоприкладства. К стандартному набору истинной скотины можно было бы присовокупить тот факт, что он, не испытывая ни малейших угрызений совести, бросил Инессу, когда той вот-вот предстояло родить ему наследника.

Но хоть он и «умер», его останки в закромах сердца Инессы нет-нет, да вызывали у женщины сентиментальные, а то и фатальные настроения. В такие моменты она могла боготворить мерзавца, часами лить по нему слезы и клясть свою неудачно складывающуюся жизнь.

А жила Инесса одна в угрюмом и невзрачном доме на выезде из города. Лишенный мужской руки, дом себя запустил. Сад порос сорняком так, что в его заросли забрела и не смогла выбраться курица. Ее обиженное кудахтанье периодически донимало немногочисленных соседей Инессы. Курица вскоре сдохла, но не успели соседи возрадоваться тишине, как разродилась вдова.

Читать дальше 'Павел Борода. Вдова Инесса'»

* * *

где-то где-то посредине гетто

где живут убийцы воры и поэты

говорят бакланы на своем наречье

это мир обмана черный словно печень

это конь в натуре это жись с откоса

начинаем с дури а потом колеса

на задворках-дворках за помойным баком

лысые шестерки лечат душу драгом

и глядят на это с пьяного балкона

нищие поэты тоже вне закона

Читать дальше 'Анна ПАВЛОВСКАЯ. Русское поле'»

* * *
Моя весна была простужена
и безоглядно влюблена;
миниатюрная француженка
со мной гуляла допоздна.
Тянуло сыростью от города
и сквозняками от реки,
мы были счастливы и молоды,
любой простуде вопреки.
Земному таинству причастные,
мы оприходовали дань,
пока французские согласные
лечили слабую гортань.
Переболеем и расстанемся,
но, как потом ни назови,
мы не умрем и не состаримся –
по обе стороны любви.

Читать дальше 'Валентин Нервин. По периметру судьбы'»

* * *

Август. Лето на исходе.

Светлых дней поспешный шаг.

Неприкаянная бродит

вдоль воды твоя душа.

И зовёт меня на кромку –

на свидание с тобой –

повелительный и громкий,

обольстительный прибой.

Он сперва целует стопы

и, войдя в любовный раж,

заласкает ли,  утопит…

Всё равно пойду на пляж!

Стихнут воды: форте – в пиано.

Унесут в пучину страх.

И останется лишь пена

кружевами на камнях.

Читать дальше 'Елена ЛИТИНСКАЯ. Светлых дней поспешный шаг'»

 * * *

Без автосэйва человек живёт

Чуть-чуть, до перепада напряженья.

К нему приходят в гости Фрёйд и Фёт,

Приносят чай с кривульками женьшеня,

И долго разговоры ни о чём

Ведут по часовой, а то и против,

Один другого назовёт хрычом,

Заносит их на каждом паваротти…

Но человек не сохраняет всё,

Не сохраняет как…

Система рухнет,

И перепада не перенесёт.

Reboot…

Reborn…

…и вновь они на кухне.

Читать дальше 'Иван Клиновой. Akuna matata'»

Парк в нитях солнца. С валунов река

Ныряет, выгнув шёлковую спину.

Не завершив над веткою витка,

Шмель врезался с размаху в паутину.

Лист падает в осеннем лёгком сне,

И сон его и губит, и голубит.

В кольчугах рыбы светятся на дне  —

Задумчивые Дон-Кихоты глуби.

А лист кружит, качаясь, как ладья,

Всесолнечной янтарностью подсвечен,

Как будто он любимец бытия,

Как будто в мире только он и вечен.

Читать дальше 'Вера ЗУБАРЕВА. Вести'»

АКВАРЕЛЬ НА ТРОИЦУ

Серебряное марево реки
И берега Оби дождливый абрис,
И мокнет акварель с названьем Абра,
А далее – размыто… Вопреки
Всему,
Проистекает всё, что должно:
Собака дремлет,
Девочка растёт,
Пронизывает сосны коростель,
И по-ребячьи слеп счастливый дождик.

А время убыстряется в груди,
Подобное сорвавшейся пружине.
Ещё мы это лето не прожили,
А далее – размыто…

Читать дальше 'Владимир БЕРЯЗЕВ. Слепок облака'»

В провинциальной жизни мало сна,
Но много снега, даже слишком много.
И хоть смотри всю зиму из окна,
А санки сами выберут дорогу.
Но Герда говорит: “Я не пойду
За ним опять. Кому какое дело.”
Лапландка чертит новую звезду,
Ей до сих пор чертить не надоело –
На сером камне, на тугой коре,
На плавнике задумчивой форели.
Но Герда говорит: “Не в декабре.
Я подожду хотя бы до апреля”.
Огонь в камине – призрачный уют.
Глядеть в окно, пережидать морозы.
И только розы больше не цветут.
Но если рассудить, к чему нам розы?..

Читать дальше 'Елена Касьян (1970-2019) . Соединяя вечность и мгновенье…'»

Памяти Лены Касьян

Иногда мне кажется –  её нет сорок минут,

Просто вышла выпить кофе с подругой.

Стрелки улиткой тихо ползут –

круг за кругом.

Иногда мне кажется –  её нет сорок лет…

Сломан ключ, потерян билет.

В моём зеркале отражается старость –

одиночество, горе, усталость.

Потом понимаю, что сорок дней,

нужно поставить свечи о ней,

заказать молебен – сорокоуст,

помянуть и справиться с бурей чувств

то ли крепким ромом,

то ли вином…

Читать дальше 'Ольга ЛЕСОВИКОВА. Небесная почта. Памяти Елены Касьян'»

Так кончается август

Каким он будет, августейший мой,
обещанный сиротскою зимой…
Исполненный вселенской благодати
и тишины.
Всё будет тишина.
Я стану ночью грезить у окна
и каждый день менять духи и платья.
И от забот насущных отвлекусь,
ветхозаветных яблок вспомнив вкус.

Читать дальше 'Людмила ШАРГА. Так проходит август…'»