ОСЬ ЖИЗНИ

2007-й, ноябрь. Начиная с пятницы шестнадцатого, погода резко меняется. Бушующий ветер валит деревья в близлежащем парке и обрывает электрические провода. Звоню в Одессу. «Что там у вас»,- спрашиваю сестру. «Штормовое предупреждение. А у вас?» «У нас местами ураган…»

В субботу ветер немного улёгся, но тяжесть облаков увеличилась, словно небо провисло над самой крышей. Тёмно-серое воскресенье порождало только один эпитет – «траурное». Вспоминались ушедшие из жизни друзья и близкие, и все невыполненные перед ними обязательства. И тут позвонил Эрик, муж Мары с вестью о том, что её не стало.

В тот момент я даже не могла расслышать, когда именно умерла Мара. Только после похорон, я уточнила дату её ухода – суббота, 17 ноября 2007 года. Тогда же, во время телефонного разговора, всё куда-то уплыло, и осталось только ощущение гильотины, отрезавшей ломоть настоящего и швырнувшей его в корзину с прошлым.

Известие о смерти писательницы Мариам Юзефовской (по мужу Борейко) было неожиданным и невероятным, поскольку ещё недавно мы обсуждали её творческие планы, и ни слова не было сказано об её ухудшившемся состоянии здоровья. Правда, вскользь, год назад она упомянула, что оперировалась по поводу рака, но на этом разговор о болезни был закончен. Мара захлопнула перед её носом дверь, вынесла её за скобки жизни и не позволила ей входить до тех пор, пока была в состоянии стоять на страже. Даже муж понятия не имел, что означали её последние недомогания. Мара сумела убедить его, что виной этому инфекции и вирусы, и приказала племяннице, которая была в курсе, молчать.

Мариам была необыкновенной женщиной. Необыкновенной до конца. Или, точнее, – до Бесконечности. Природа выплеснула на неё таланты, как импрессионист выплёскивает краски на полотно. Всё, с чем она соприкасалась, тут же обретало новое звучание. И это касалось не только литературы. Прежде всего, она была прирождённым новатором, автором многих блистательных изобретений. По окончании Электротехнического Института связи в Одессе она вместе мужем уехала в Литву по распределению. Эрик поражался её способности мгновенно осваивать языки и свободно общаться с местным населением на обыденные темы. В Литве она почти мгновенно выучила литовский, что во многом облегчило их пребывание в республике, где на русском отказывались говорить. Так же мгновенно она выучила и белорусский, когда позже они переехали в Минск.

В Вильнюсе в научно-исследовательском институте радиоизмерительных приборов Мариам проработала около 10 лет, пройдя путь от молодого специалиста до ведущего инженера и стала научным руководителем группы по разработке новых приборов с использованием пьезо-керамических трансформаторов.

В 1972 году семья переехала в Минск, и Мариам, в силу понятных причин, с большим трудом удалось устроиться в конструкторское бюро точного машиностроения (КБТМ), где она проработала 24 года вплоть до отъезда в США (1997). Уже через пару лет работы в КБТМ Мариам стала ведущим специалистом по электронной совместимости и была одной из первых, кто начал разрабатывать это направление в технике.

Как вспоминает Эрик, опытные инженеры-мужчины поражались, как эта маленькая женщина понимала и создавала вещи, до которых им часто так и не удавалось дойти. Одним из таких значительных изобретений Мариам было направление, связанное с охранной сигнализацией. Она гениально решила задачу о том, как сохранить работу сигнализации при отключении электросети и аккумуляторов, но на патент решила не подавать, чтобы оставить тайну технологии за собой.

Параллельно миру технических изобретений шло развитие художественной вселенной Мариам. Те, кто знаком с её творчеством, знают, что речь идёт не о заурядном беллетристе. Масштаб её писательской мысли, круг проблем и способ их решения поднимает планку, казалось бы, чисто житейских тем её прозы, на иную высоту осмысления.

А начинала Мариам свой литературный путь с поэзии. Её ранние пробы пера относятся к семидесятым. Мне не привелось читать её стихи тех лет, но она успела выслать мне более позднюю подборку стихотворений для нового выпуска журнала «Гостиная», посвящённого энергетике искусства. Подборку она сопроводила краткой запиской:

«Новая тема, без сомнения, ставит очень высокую планку. По мере возможности, попытаюсь в ней поучаствовать. Хотя не уверена в качестве своей продукции. Быть может, решусь на “размышлизмы”. Пока посылаю то, что выбрала из старого (стихи)».

Сегодня читателю предоставлена возможность ознакомится со стихами Мариам разных лет, поразится отточенности её мыслей, афористичности и ёмкости фраз и образов. Это её лабория образов и идей, из которых растёт мир её рассказов и романов. При жини Мариам неоднократно печаталась в журналах «Дружба Народов», «Знамя», «Континент», в различных сборниках и периодических изданиях США, Германии, Украины, Белоруссии и Литвы и неоднократно была признана лучшим автором года. Она была также награждена литературной премией Ассоциации Восточно-Европейских евреев, фондом Шостаковича, и дважды номинировалась на Букеровскую премию и премию А. Григорьева.

Переехав в Америку, она вдруг решила отказаться от литературной деятельности, не потому что иссякла – творческой активности было как раз в избытке. Она насильно задавила в себе потребность писать, чтобы влиться в то, что она представляла себе американской жизнью. Конечно же, это было наивное представление, и мы говорили с ней об этом уже позже. Я рассказывала ей о том неимоверном количестве американских тонких журналов, спонсируемых любителями современной поэзии и прозы. Такого не увидишь ни в просвещённой Европе, ни в читающей России, где денег на подобные не окупаемые издания просто не добыть.

К счастью, искусственное молчание её прервалось или, точнее, прорвалось. Всё, конечно, относительно, и счастье, в данном случае, пришло как результат несчастья – совсем как в пословице. В тот год Мариам перенесла свою первую операцию. Опухоль успешно вырезали, и прогнозы были хорошими. Первое, что она сделала после выхода из больницы – пошла в книжный и купила сетку книг. Так начался американский период ей литературной деятельности, столь успешно завершившийся написанием «Беса ме мучо».

После этого она продолжала работать над новым романом и подолгу обдумывала и переделывала уже написанные версии. Всего их было три, но ни одна не удовлетворила её. Она снова начала переписывать всё, вплоть до сюжета и действующих лиц. Как вспоминает Эрик, её литературным маяком был Толстой, она особенно любила его дневники, и его система работы над текстом с бесконечными правками была ей близка по природе.

Смерть уродлива не только потому, что она есть движение от интеграции к распаду, но и потому что насильно обрывает работу интеллекта, который зачастую констатирует умирание тела, не в силах ничего изменить. Интеллект уникален, и парадокс в том, что, сотворяя уникальности (в мире, как известно, не существует полных двойников, и снежинки – один из лучших примеров тому), природа, вместе с тем, не стремится к их сохранению. Закон физической смерти распространяется на всех и вся. Такова демократия жизни вне Бога. Однако то, чем не дорожит немыслящая природа, дорожит её мыслящее создание – человек. Интеллект продолжает своё развитие в тех, кто с ним соприкасается мыслью. Энергетика мысли – это и есть Река Жизни.

В короткий, по сегодняшним меркам, срок, Мариам прожила много жизней и каждая была высоко отмечена и оценена специалистами той области, в которой она работала. В сущности, долголетие творцов измеряется не только по оси абсцисс (то есть по движению во времени), но и, прежде всего, по оси ординат – развивающемуся внутреннему пространству, связывающему глубину и высоту, духовное и рациональное.

Протяжённая ось абсцисс – для долгожителей.

Протяжённая ось ординат – для небожителей. По ней не двигаются в обычном смысле – с неё стартуют, чтобы взмыть в бесконечность. Такова ось жизни Мариам Юзефовской.

Вера Зубарева

Пенсильванский Университет