Прошли те времена, когда стихи и даже поэмы запоминались легко, «с листа». Теперь, во время бессонницы, пытаешься вспомнить стихотворение, но наряду с запомнившимися сразу строчками, возникают лакуны. Мучительно пытаешься их вспомнить, чтобы все строки и строфы  стройно уложились в голове. Включать свет не хочется. Но, зная, что последнее из пронзивших тебя стихотворений, непременно придет к тебе ночью, я придумала простой способ, не включая свет, повторять и запоминать оказавшиеся на околице памяти строчки. Распечатанное стихотворение я кладу в ящик стола, за котором сижу на кухне в темноте, с сигаретой и остывшим  чаем, затем, подсветив мобильным телефоном листик со стихами, наконец,  запоминаю все строки. Стихотворение становится «моим», оно поселилось или проросло во мне, теперь  можно каждую строчку, каждый образ, каждый его  звук и знак высвечивать крупным планом , замечать детали, не оцененные в ярком свете дня.

Так было и со стихотворением «Млечный путь. И в поисках ночлега век из века тащится телега…». 
Я люблю стихи Юрия Михайлика. Люблю давно – и те, что были написаны в Одессе, и те, что он пишет в Сиднее. Вот одно из последних стихотворений:

Млечный Путь. И в поисках ночлега
Век из века тащится телега.
Притяжение и отторженье —
Лучший принцип для передвиженья.
По обломкам рухнувших империй,
Через гравий вер и суеверий —
Колеса дробящее круженье —
Отторжение и притяженье.
Это было болью и любовью,
Нашей стариной и нашей новью
На камнях Египта или Рима…
Все теперь без нас. Отдельно. Мимо.
Ибо нам разрешено судьбою
Только то, что можно взять с собою,
И от Вавилона до Гранады
Виноватых нам искать не надо.
Граждане цыганские евреи,
Мы играли в этой лотерее,
Мы галдели в этом балагане,
Граждане еврейские цыгане.
Странники, изгнанники, бродяги…
Ямы, рвы, канавы и овраги…
И повсюду нам принадлежали
Только те, кто в этих рвах лежали.
По золе Варшавы, сквозь руины,
Через смертный морок Украины, —
Только то, что можно взять с собою.
Что там — кроме нежности и боли?
Что там — кроме памяти и муки —
В узелковых письменах разлуки?
Притяжение и отторженье —
Мировая формула движенья.
Было болью. Остывало былью.
Звездной солью. И подзвездной пылью.
Альтаир, Арктур, Капелла, Вега —
Век из века в поисках ночлега.
Грозный гул. Кибитка кочевая.
…Блеск костра меж звезд опознавая…

Через все стихотворение длится колеса дробящее круженье – от рек Вавилонских до смертного морока Украины…    
…  «Узелковые письмена разлуки» – первая ассоциация, далекая –давно исчезнувшее узелковое письмо древних инков. Вроде бы не к месту случайная ассоциация. Но разве не исчезла идишистская культура европейского еврейства, сгинувшая вместе с обладателями этого языка в газовых камерах?..
     Алик Бейдерман перестал писать стихи на идиш – некому их читать. Некому.
     «Узелковые письмена разлуки». Завязать узелок на носовом платочке, чтобы не забыть. Сколько нужно ( и нужно ли) платочков и узелков?
   «Узелковые письмена разлуки» – миллионы узелков и миллионы с  узелками,  в которых было только  то, что «можно взять с собою». От вавилонского  «разрешения» взять с собой никчемные тряпки и  никому, кроме плененных иудеев,   не нужные музыкальные инструменты – простые струнные кинноры – до зловещих приказов обреченным на гибель  «взять с собою» во всех  оккупированных городах и местечках…
    Когда читаешь стихи в письме,  в книге, сначала, погружаешься в его содержание,  в его смысл, потом откликаешься на то, как это сделано, хоть, конечно, эти два озарения – смыслом и формой –  часто происходят и мгновенно. Но мне всегда нужно прочесть стихи, словно изнутри, своим безмолвным голосом бессонницы. Тогда открывается потаенное звучание стиха. Так, признаюсь, только выучив наизусть «Большую элегию Джону Донну» Бродского, я проникла в волшебство ее звукописи, особенно первой части, где звук «с» завораживающе звучит в каждой строчке, иногда по несколько раз. Он рифмуется со свечой, стаканом, стеклом, ступеньками, столом, спинкой стула, склонами гор, садом, сугробами, сводом, силлабами стихов, страданьями… 
                 Он рифмуется с мистическим вселенским  Снегом, Сном, Смертью…
                 «И больше звуков нет на целом свете».

Так  в стихотворении Михайлика, читая его наизусть, я обнаружила еще одно «притяжение и отторжение» – звуков «р» и «л».   
    Эти многочисленные «л» и «р» в русской речи стихотворения невольно заставили еще раз вспомнить  строчки Бродского «Блуждает выговор еврейский на желтой лестнице печальной» и уменьшительный суффикс в словах на идише – «момэле», «бобэле», «киндерле», рыжий Мотэле, наконец… 
Трагическое «колеса дробящее движенье» – через гравий  рассыпающегося, расщепленного  времени – усиливается многократно звучащим «Р»:

Граждане цыганские евреи,
Мы играли в этой лотерее,
Мы галдели в этом балагане,
Граждане еврейские цыгане.
Странники, изгнанники, бродяги…
Ямы, рвы, канавы и овраги…
И повсюду нам принадлежали
Только те, кто в этих рвах лежали.
По золе Варшавы, сквозь руины,
Через смертный морок Украины….

    Дальше – неизлечимая и неутолимая печаль, тихая печаль, окутанная звуком «Л» последних строф стихотворения:

Было болью. Остывало былью.
Звездной солью. И подзвездной пылью.
Альтаир, Арктур, Капелла, Вега —
Век из века в поисках ночлега.
Грозный гул. Кибитка кочевая.
…Блеск костра меж звезд опознавая…

Почему-то эти « все эР» и эЛь родного языка», в которых звучат голоса иной речи, показались мне похожими на  обкатанные и с острыми зазубринами камешки, с которыми тянется, кажется, бесконечная череда людей в финале «Списка Шиндлера»…

Просмотр для печати

Об Авторе: Валентина Голубовская

(1940-2018) Родилась перед Великой Отечественной войной в Одессе, где и узнала в младенчестве, что такое лихолетье войны. Окончила Ленинградский университет. Много лет в Одесском театрально-художественном училище преподавала историю искусства, историю костюма и другие, не менее интересные науки. Посчастливилось с семьей – мужем Евгением Михайловичем Голубовским, дочерью Анной, зятем Игорем и внучкой Сонечкой. Посчастливилось с друзьями – верными и любимыми., о чем написала книжечку «На краю родной Гипербореи». После ее выхода иногда продолжаю вспоминать и писать. Посчастливилось с городом, в котором родилась (низкий поклон родителям за это и многое другое!).

• Публикации в Гостиной (5)