ПОХВАЛА ЛЮТЕРУ  

Изящного письма гусиный  папский росчерк
пространства разума к станку склонял  и гибли,
и падали леса, друидские лысели рощи
в угоду шелесту листов печатных библий.

Шурши псалмом, латинскую пролистывая мессу
упрямый братец  Мартин Лютер,
в тьму паствы свесив реформацию с отвесом
готических, национальных литер!

Конец, конец приходит эре Гуттенберга,-
империи фантазии парящего пера
с литым, свинцовым основаньем слова.
Ах, занесла её словесная пурга!

Увы, мы очевидцы  -  чтение книг  всё реже…
Мы так уверовали  во всезнанье монитора
и странно, что душа не дрогнула на скрежет
мыши, барахтающейся в виртуальном соре!

Открещивались бабушки: «Свят! Свят! Свят!»
Пикантное   пролистывая чтение
А я отмахиваюсь нынче: «Спам! Спам! Спам!»
Пожалуй, совпадают мнения!

И есть соблазн всемирного масштаба –
всё напечатанное скирдовать в единый файл,
чтобы затем злодей, блаженный  ли, растяпа
движеньем пальца  вмиг поудалял.

Тень Лютера на плечи Микрософта
бросает виртуальное пространство…
И храмовые рощи криптомерий сохнут –
их души в жертву слову больше  не сгодятся.

ТРИДЦАТЬ ВТОРОЕ

Перед любимым твоим –  роковое: –
рокот волны из ночи –
да в века
«Не календарная  я.
С – высока –
горным обвалом
в ваше столетие стекаю –
в узкий зазор,
междометье
августа,
тридцать первого дня
в знойное,
тридцать второе,    
столетья».
Сколько столетий судьбой суждено
быть поминаемой русской Сафо?
Господи, может, и я доживу,
чтоб помянуть тебя в первое
тридцать второе.

 

НАШ ТЕАТР

                                    Виславе Шимборской
Русалочий  дух легендарной реки укрылся в крови,
В бездонном колодце страстей,
В могучем потоке  сознания той,
Что дерзнула родиться
К премьере спектакля под именем  «Апокалипсис»
Массовок участницей,
летописцем,
Свидетелем со стороны пострадавших:
Кота осиротевшего со дня вчерашнего,
Щебетуний, что сквозь прутья клетки
Твой целуют
им родственный профиль,
Не подозревая про фильм,
Снимаемый маэстро Гералтовским…
Ленту – иконографию будней той,
Рискнувшей  стать словом, щемящим душу.
Но не причастницей дел чертовских.

Вот и отыгран акт предпоследний:
Киты выбрасываются на сушу
И взрываются ором, который
Мы оставим в наследство  скоро
Нисходящему серафимскому хору…

В гулком финале
             мартовским воскресеньем,
На твоё открытое,  радостное –
«Пан Езус с мартвых встал!», –
Кто ответит: «Правдиво!»?..
Разве что только
едва-едва  проклевывающаяся листва
На иве, опрокинутой над Вислой,
Над её седой,
над  её королевской славой,
Да над вздохом русалок: «Вислава, Вислава!»

* * *
Всего лишь частица
Луна, звёзды, солнце, снова луна, космические бури.
Ощущаю всем естеством, каждой  клеточкой…
Чем дольше живу, тем явственнее чувствую единство своё
С бесконечностью, с явленным миром (и с не проявленным тоже).
Мельчайшей, но сущей в божьем, великолепном многообразии
Частицей, участницей прекрасного действа под именем жизнь
Осознаю себя всё чаще и чаще.
Неужели лишь гипертония, ревмокардит и многие мудреные,
С птичьего языка полуграмотных эскулапов,
Убийственные слова диагноза роднят с Космосом?

Но я то помню первые ощущения, золотые солнечные лучи,
Что проникали сквозь щели грузинского дома,
И растворялись в ароматах цветущих мандарин,
Душных трав, чеснока, мамалыги, женского копошения
Вокруг керогаза  с привычным, чадным  духом
Дабы обустроить, украсить, продлить эту жизнь,
Скользящие золотые нити мирящие всех со всеми
и  даже далёким рокотом Риони, и горбатым миражом Казбека
На гофрированном горизонте,
и невнятным  пребывающим.
Казалось, будущее бережно обнимает, покачивает, укачивает,
Успокаивает обещаниями неведомого,
Но непременно будущего времени.

Почему же сейчас где-то глубоко возникает тревога,
Когда бессонной ночью луна заглядывает в окошко,
А ты стараешься разглядеть на циферблате хоть какую стрелку?
Относительность восприятия времени?
Или?..

 

ВМЕСТО РЕЦЕНЗИИ  (ЧИТАЯ СТИХИ МОЛОДЫХ)

Ускользнуть в ущелье рыкающих пружин коечного Памира,
примеривая чужых истин стихиры…
Камланить,  кумарить,
улетать по звуку собственной плоти
в лабиринты трансцендентного мира,
попирая упёртого девства страхи,
жонглируя условностей гирями,
дев ли юдоль, слагающих стихи?

Умение чародейным течением сочетать звуки,
ловя хрустальную хрупкость абсурдов …
Складывать обветренными губами,
обкусанными перстами
в каверзные мудры
страдание вулкана с  рассудка затмением,
с обмороком любви
не кажется ли нам
более естественной задачей,
чем просто-напросто  рождение дитя?

Сколько воды утекло
от наших дней до…
хотя бы юродства Ирода,
а что изменилось в сценарии,
в хитроумной инструкции по отлову душ?
Хвалёные гуру –
Укротители диких йони,
взмыленных мустангов вожделений,
оказываются  всего лишь заезжими жохами
заплёванных полустанков,
а  их, не раз реставрированный лингам,
умаяно провисает меж
надежд инфантильных
и распиаренного похабства.

Кружевные устрицы вежд
Смежи лучше, сестрица,
вслушиваясь в рапсодию роста
неведомой ещё маргариты–жемчужины,
совершенной сферы выверенной духом –
пространства простоты, теплоты, чистоты…

Строфы, сорвавшейся, как капелька воска
с  поминальной свечи
на литии
по непорочности нашей
пошли по милости твоей, Господи,
сестрам, особенно грядущим,
а ребёночка-то лучше!

 

ОБЪЯСНЕНИЕ

А я бороться буду за тебя,
за право быть с тобой,
хотя бы в смертной тьме,
чтоб контрабандный груз тепла
делить –
тот груз, что сердце утаит любя,
при охлаждении всеобщем и распаде.
Я знаю, там,
там  каждый за себя,
а я и там – за всех,
за нас
в ответе
и, если ты забудешь, подскажу слова
заветных  оправданий жизни перед смертью.
Я подскажу их шелестом травы,
салютом почек, выдохом волны
что всё колеблет, всё,  до самой малой доли…
Уверена,
услышишь: камертон,
который сам  Творец в тебе настроил,
откликнется на стон,
тень немую стона,
на эхо тихий вздох,
на шелест мысли невесомой –
на то и камертон  – он так устроен…