Я очутилась вовсе не в лесу,
свой «жизни путь пройдя до середины».
Прекрасна цель, и помыслы едины
у спиц, крепящих втулку к колесу.
И славят путеводную лесу
сплочённые штрихкодами сардины.

Но что с того, что лучшие места
не им достались в Божьем кинозале?
Мне ленту Жизни, в целом, показали,
зачитывая реплики с листа:
гамлива поколений суета –
толкутся, как туристы на вокзале.

Ну да, теперь я знаю наперёд,
доверясь двадцать-впаренному кадру
и формуле закона Авогадро,
орлом иль решкой ляжет бутерброд:
овеществляя судеб поворот,
баранку крутят клеточные ядра.

Должок за малым: сущностно лишь то,
что разуму и чувству неподвластно.
Безмерный груз никчёмного балласта
мне надобен, как цирку-шапито –
алтарный крест, как ватное пальто –
галерному гребцу, а зайцу – ласты.

И вот стою, печальна и глупа,
не видя за деревьями дубравы.
Туристы, вероятно, таки правы:
не зарастёт народная тропа,
коль бутерброд поставить на-попа.
Ну, времена, о господи! Ну, нравы!

* * *

Рассаживайтесь по местам!
Ко времени ль вы? – А впрочем,
с уверенностью не скажу,
как скоро начнётся миг,
в который строфы эстамп
совьётся в небрежный росчерк –
синонимом виражу
зрачка по заглавьям книг.

Входящему в лабиринт
фракталей закон известен:
сакрален ожог тавра,
а прочее – хрень и чудь.
Но мир не подмостки – ринг,
а жизнь – не вертеп, а вестерн,
компьютерная игра
и в салки игра чуть-чуть.

Ну, что же вы? – Здесь, и там
места для «своих» доступны,
и липнет ириды нить
к пучку кукловодных струн.
Бронированным пестам
в жерле колокольной ступы
всеблаговест не отменить –
звенит, бронзовея, грунт.

Рассаживайтесь. Всяк, и всяк –
творец своего рая.
Но – формулу сотворения,
Господи, упрости!
Не проще ль – забить косяк
и спасти рядового Райана?
А также толику хрени
и чуди чуть-чуть спасти?

Входящему – мир и май!
Мир праху овечки Долли.
Да здравствует агнца клон
в чреде уставных химер!
Однако – mai dire mai.*
И, Барби неся в подоле,
под занавес – на поклон –
мы явим тому пример.

*mai dire mai – никогда не говори «никогда» (итал.)

* * *

В рябь текста, как жирующая тля,
впилось стило субтильного курсора:
– «Когда б вы знали, из какого сора…» –
да в князи, что ни попадя меля:
луга, стога, врасплох сияют зори,
роса, коса – красот не перечесть;
ум, совесть, праведность, достоинство и честь
сплелись цветисто в бисерном узоре,
забот – вот так! Работы – не присесть…

…Когда я раскрываю дивный том
твоих поэм, столь трепетны страницы,
что хочется взглянуть и отстраниться –
на сладкое оставить, на потом:
ни сон, ни явь; всеблагостный мирок,
состроченный из слов, послушных рифме;
его невинный облик говорит мне,
что ложь не грех, а скудость не порок,
что суть мироустройства – череда
на ритмику нанизанных понятий;
так прочен лад, что силой не разнять их,
не нанеся гармонии вреда:

объятья встреч, слов выспренних картечь,
хмелящий пир, где яд не горше мёда.
И кривде не противится природа:
свят – чёрт, нищ – пан; пряма прямая речь,
что вслух обращена к макету друга
(иль к чучелам возлюбленных). Затем
недурно поболтать (достанет тем!)
с наброском члена избранного круга
и с почерком ушедших в вечный путь.
Строка бежит, напев вздымает грудь…

Ни перламутр кладбищенского плова,
ни сонм теней, ни страждущих парад
мне боле ни о чём не говорят:
зеркальным зайчиком меж строк порхает слово,
пастушьей флейте верен звукоряд –
до лоска по весне набухшей петли*
заласкан червоточных ранок ад.

В сей дивный сад безгрешных эскапад
уверовать? Похерить ли?
Воспеть ли?..

*См. справочники по кинологии и фелинологии

* * *

Комната пуста, заперто окно,
чистого листа тлеет полотно,
чуткого пера остриё горит,
поступь ног скора, сумрак щек небрит,

сумрак век не стыл, морок сна – в отстой:
«Мёртвой тьмы костыль, не стучи, постой!
Не зуди, коса, за развилкой плеч!
Не сгорел мой сад, не простыла печь,

не пришла пора – в потаённый скит,
не к тому – пера остриё навскид,
не томит нужда – в невозвратный склеп,
нынче нам ражба, завтра – соль да хлеб!»…
………………………………………………….

Комната пуста, дверь отворена,
поперек листа – не строки струна,
не строфы узор, не бумаги голь,
ввысь стремится взор, жжёт под веком боль,

как нужда – невмочь маята ума,
стынет в выси ночь, жжёт под веком тьма,
озноб скул колюч, кровь в висках: «тук-тук»,
льнёт рассвета луч к перекрестью дуг,

льнёт к плечу перо, льнёт рука к листу,
льнёт к стопе порог, в стёкла сучьев стук,
остриём луча горечь губ свело,
за бронёй плеча вперекос – крыло…
……………………………………………..

Комната светла, теплится в печи,
догорел дотла огонёк свечи,
на крыле зари реет солнца луч,
белый день горит в осиянье туч,

льнёт садовый куст к острию столба,
тлеет пламень уст, стынет просинь лба,
как игла остра маята колен,
на крыле костра реет сучьев тлен,

реет тень крыла, льнёт к угольям след,
как остра-стрела ярь бессонных лет,
в жилах кровь густа – медь восковых сот,
на крыле листа реет синь высот…
…………………………………………………

Комната пуста – под порог ключи,
досчитай до ста, позовут – смолчи,
позовут – не стой, не топчи порог,
под босой пятой стынет пыль дорог,

стынет соль озёр меж усталых век,
тщетно ищет взор даль средь частых вех,
ищут дрожь глотка хмельных вин ковши.
Как нужда сладка маята души.

* * *

Стоит в переулке глухая стена.
Средь ветхих строений видна – не видна.
Средь шатких заборов – из камня стена,
довольно высокая, впрочем.

Не то, чтобы очень, но кладка тесна,
и линия роста проста и ясна,
заката над ней розовеет десна,
и дикой гледичии росчерк.

Случалось, сюда забредёшь по весне,
в хозяйственной сумке нехитрая снедь –
по краткому списку. Чего уж краснеть –
последний полтинник потрачен.

Меж пней и колдобин подтаявший снег.
На вдохе мозжит, как в предутреннем сне
мозжит поясницу. А небо ясней,
чем в римских предместьях. Прозрачен

в оконных проёмах густеющий мрак –
к стене примыкает барак – не барак:
хоромы для ветра. Куражится враг
на слом обречённых скворечен.

Дерев содрогается мощный костяк,
стодавней афиши полощется стяг,
и вдох, припозднившись у вздоха в гостях,
как небо вечернее вечен.

Над траурным кружевом спутанных крон
теснит атмосферу невидимый фронт –
затихнет на миг перекличка ворон
меж стручьями диких гледичий.

И загодя, ладясь к чреде похорон,
гребное плавсредство латает Харон:
байде нанесён неучтённый урон –
«Capisco, va bene…», – tu dici.

Пред взором и слухом бездонья стена,
стопу упреждая, пружинит плюсна:
к ледку покровному исподнего дна
тропинка – чем дале, тем круче.

Но мреет ущербной селены блесна –
бестрепетно входит в охоту весна.
Весьма плодоносны её ложесна
(и дикой гледичии стручья).

Ледком обрамлён покоробленный рант –
бора островная идёт на таран,
кружит в синеве присноалчущий вран
(и хищных неясытей стая).

Объят полутьмой горизонта шафран,
но линия роста – бездонья гарант:
восходит над гребнем планета Уран*,
в построчную кладку врастая.

*Уран астрологически – принцип, строящий и поддерживающий связи между частью и целым, между элементом и системой. Вестник нового уровня или новой сферы. Уран – покровитель Водолеев.

ИЗ ЦИКЛА «ПРОСТОР СНОВИДЕНЬЯ»

Плёнка мыльного пузыря – одно из самых тонких явлений материального мира,
каковые доступны наблюдению невооружённым глазом…
                                                                             Доктор Корво, «Пасынки Ириды»

                                                                                              И вот, мне приснилось,
                                                                                           что сердце моё не болит…
                                                                                                        Николай Гумилёв

…И вот, мне приснилось, что я никогда не усну,
что вечным бессоньем за дерзость меня наказали…

Меж стиснутых век пламенеют соцветья азалий.
В устах – леденцом подъязычным мозолят десну
нетленные строки. Сквозит носоглотки дыра
фантомным свищом в бытии протеиновой массы.
И в такт конвульсирует, скорбные корча гримасы,
промозглого мозга – отнюдь не земная – кора.
……………………………………………………………

…Колеблется в капле парфюма жемчужный опал,
перста каучуком провизор качнёт коромысло:
в увесистость унций влагая иллюзию смысла,
пристало ль себя укорять, что вечор недоспал?..
В процесс вовлечён колдовством тростниковой иглы
невзрачный обмылок судьбой измочаленной плоти.
В чертоги Морфея – посадка на автопилоте
под знаком Ириды, соперницы мрака и мглы.

В безлунную пустынь, в чертоги предснежного сна
сомнамбула-Ночь направляет бесстрашные стопы.
Хореем каюровым в наледь – бессонницы стопор.
Как келья паломнику – ночи полярной тесна
безбрежная тундра. В объятьях литых одеял
покоятся воды. Но теплятся отчие тени,
обретшие вечную память меж створ средостений,
в нетленном притворе, что ворогу врат не разъял.

В простор сновиденья, в юдоль оцифрованных грёз
душа устремляется неотвратимо и скоро:
в осенней пыли золотой растворяется город,
и тает в скудеющей дымке полярный торос,
навек схоронивший в ледовой своей синеве
стоцветное прошлое, бытность мою расписную.
И тает подобный торос от меня одесную,
и каплет ледовая масса, и гулкий навес

под стылыми окнами блещет стеклянной лузгой,
лучом осиянный неверного зимнего солнца.
И плавится в небе тумана декабрьского стронций.
И плавится глыба. И капли – одна за другой –
скользят, растворяясь в пучине бестрепетных вод,
прозрачных, беззвучных, недвижимых вод ледовитых.
И волн зачарованных низкопоклонная свита,
влача шелковистые шлейфы, вослед им плывёт –

в чертоги беспамятства, в серый вещественный слой,
в юдоль симметрии, распаханной бустрофедоном…
Как сон бесконечной вселенной в колодце бездонном,
на кончике вдоха взращён тростниковой иглой
простор сновиденья – бытийности вещной некроз,
где лепятся в тесном соитье лакуна к лакуне.
Меж хрустких ветвей серебрятся околыши куньи,
и ловчих до самых костей пробирает мороз –

до самых вакаций, до Святок и до Рождества,
до ангельских крылышек и до пророчеств восковых.
В ледового панциря необоримых оковах
под спудом таится нетленного тома листва –
простор бытия. Переплёт тектонических плит
не индифферентен к пера рудокопьим дерзаньям…

Сфероидом фистула в горлышке бьётся фазаньем
о том, что приснилось «что сердце моё не болит».
……………………………………………………………..

Сколь мастер спектральных утех на фантазии скуп –
столь оперы мыльной сюжеты галлюцинаторны:
снискавший признанье альянс с меднопевьем валторны
на выдохе выхолен царственной щедростью губ.
Феномен, созвучный усилиям трубчатых вен:
всеблагостен вздох, претворённый в субтильную сферу.
И ниц простираются купрум, аргентум и феррум
пред сверхпроводимостью струн под перстами камен.

3 Responses to “НИНА ОГНЕВА ● В ПОСТРОЧНУЮ КЛАДКУ ВРАСТАЯ ● СТИХИ”

1. Василий Алоев says:

   August 11, 2011 at 6:57 am

   Гурманно смаковал Ваши стихи, Нина! Оригинальный слог, авторские рифмы, недюжинный философский смысл строк очень увлекли! Спасибо!
   С уважением и признательностью
   В.А.
   И небольшая “шутка юмора”:

   Раскрою плотоядно рот,
   Калибром аж на полбатона.
   И в яром творческом экстазе
   Я проглочу тот бутерброд,
   Что по неписанным законам
   Упасть стремится маслом наземь…)

   Reply
2. Сергей Скорый says:

   August 12, 2011 at 5:51 am

   “…сущностно лишь то,
   что разуму и чувству неподвластно…” – интересная мысль…
   Похоже, Вы – поэт трагического мироощущения… Спасибо за стихи: они глубоки и оригинальны…
   Дальнейших удач!

   Reply
3. Огнева says:

   August 12, 2011 at 7:40 am

   Уважаемые Василий и Сергей! Спасибо за добрые слова.

   Reply