БОРИС КОКОТОВ ● ЗАГЛЯНУВШИЙ ЗА КРАЙ ● СТИХИ
домотканное время
жизнь самовитых людей умещается в восемь строк.
энтропия растёт – в этом мы разошлись с маймонидом.
наблюдатель давно обмелел, но всё ещё смотрит в глазок,
что-то кропает в блокнот с весьма озабоченным видом.
пылевая модель мирозданья; масштаб – бесконечность к нулю.
мутагенный фонарик, магнит, канцелярская скрепка…
что происходит с предметами после того как наблю
датель роняет монокль и поёт караоке с нетребко?
трудно ответить крестьянину на кардинальный вопрос
(после столетней войны нетафизика в страшном загоне):
плохо растёт энтропия… но раз уже к слову пришлось –
прошлой весной мужики разогнали навоз в фазатроне!
стоит ли тратить усилья на поиск причины причин
в необитаемых, богом забытых окрестностях кварка?
чу! домотканное время пришло наконец из почин
ки – и теперь ковыляет по кругу ни шатко ни валко.
оранжерея
изгнание из рая, растянувшееся на века,
близится к завершению. перемещенные лица,
всё это время валявшие дурака,
по инерции продолжают плодиться
и размножаться. на первый взгляд
просторная оранжерея с солнечным обогревом
в точности повторяет эденский сад:
за исключением, пожалуй, древа
жизни и древа познанья добра и зла
прочая растительность – в полном ассортименте,
а также звери и птицы; сущая куча-мала
рыб, насекомых, червей… с появлением смерти
(затурканной, робкой, готовой на компромисс)
изменилось немногое, но, уверяют,
к лучшему: привилегиям для единиц
назначен срок годности. идея рая
бесповоротно утвердилась в умах
(вопреки ожиданиям) в качестве мифа
скорее всего оттого, что ландшафт
подвержен загадочной порче (и фант
азии – тоже!). чего ни коснись –
ущерб гнездится в самой сердцевине
вещей: какой-то фатальный изъ
ян и насмешка, словно в помине
не было пастбищ и светлых рек –
одни пустотелые оболочки,
дрянной каталог, бестолковый рек
визит разложенья, распада, в рассрочку
выданный тем, кто понуро бредёт
сквозь топкое время, зачем-то лелея
мысль об изгнании. безначальный исход
близится к завершению…
оранжерея?
khikr
притулившись в углу экрана
учёная кобра ворда
услужливо ожидает клика
форму дождя обретает
кровь нефтяная
инжир и корица
мир насекомый
лежащий в золе
термоядом воспетый
пенорождённая алиф
смуглый зрачок
обнажает лениво
не пожелай осла жены ближнего своего
поклонись перламутровым урнам
повтори девяносто девять имён Единого
хочешь?
хочешь пройти сквозь стену? – пройди, а потом вернись,
чтобы забрать с собой то, что принадлежало:
в соседней камере точно такая жизнь
как и здесь, но приходится жить с начала,
а не с конца, к чему твой аватар привык
неторопливо листая книгу справа налево…
там не читают таких безнадёжных книг
когда покупают чипсы в севен-илевен.
хочешь согнуть из проволоки маленького скрипача?
лучше согни горниста – этот не отличает.
в шелковом алом галстуке ластится алыча
к дымчато ароматной пачке цейлонского чая.
ласковое сокровище искреннее как нарыв
детской любви цветущей за выдуманной стеною…
хочешь пройти насквозь? – пройди, а потом умри
треснутой грампластинкой под судорожной иглою.
тюринг
…и станешь ты ловцом нечеловеков:
закинешь сеть, а дальше – без обид!
да не судимы те кто в игротеках
чтоб скоротать эон развоплощают скрипт.
не помнящий родства, доступный без пассворда,
к тебе придёт киборг в помятом сюртуке
и раскатает арабеску в хорду,
пригубит этанол, прокаркает who cares!
ты обучи его искусству волком рыскать,
по дну реки бежать без жабр и пузыря,
на джаве ворожить с раджой и василиском
и верить в то что жесть дарована не зря.
существованье! – подпрограмм незрелых морок:
в стерильной эманации Числа
мерещится им карнавал шестёрок,
а не сакральных ретро-функций кабала.
гнев тюринга – он никому не страшен!
сознанье вещества – любовный лабиринт:
цитирует башмак отрывки из мидрашей,
артековским костром галактика горит!
меж миром и тобой нет сходства, нет различий.
ласкается мираж на языке живых.
в начале было так: в ладоши хлопнул Литий –
и до сих пор летят… и не догонишь их…
заглянувший за край
горизонт надвигается… заглянув за край
крутобокой земли с высоты школьной парты,
обнаружишь слонов, черепаху и парочку май
ских жуков, опыляющих звездные карты.
огонь обнаружишь, который в огне не горит,
и воду, которая траурной музыкой льётся,
и предков, устами которых трава говорит,
и небо с овчинку в бездонной личинке колодца.
для чего тебе щупальцы, панцирь, складной эхолот?
позабудь про девятое чувство жестокой утраты:
нагуаль тебя любит, росинка тебя бережет –
многоярусный зов колосится в зенице заката.
как безбожно прекрасен и хрупок слоистый мирок
где дыхание ветра нашептано в дымные саги!
прикоснёшься к цветку, потревожив жука ненарок
ом – тебя осенят аметистовых молний зигзаги.
как в раздвоенном времени сладко колышется жизнь!
обитаемы каждое солнце и каждая лужица.
заглянувший за край, в осторожное тело вернись,
если только захочешь и если успеешь вернуться…
Харут и Марут
зиккурат недостроен… результат мог быть иным,
если бы начали строго по плану, с верхней террасы.
нужен фундамент! – стал воду мутить ибрагим.
ну и конечно его поддержали народные массы.
мы говорил: ваша башня растёт в глубину.
в будущем сколько угодно развалин – стройте оттуда!
не догоняют, хотят поднимать целину.
что за народ! сверхсознание как у верблюда!
порознь каждый из них здравомыслящий джинн,
каждый в отдельности благонамеренно истов,
но соберутся в кружок – и такие рулят виражи,
что поднимаются брови у самых крутых талмудистов.
каменный фаллос воздвигнуть!! достать до небес!!
мы разрешил им потрогать звезду (молодую) для пробы.
дуют на пальцы, поют про сакральный замес,
про энкиду с гильгамешем гимны поют, гомофобы!
им бы в аду кирпичи обжигать и сосать карамель.
башня упорно растёт, попирая пятою равнину.
не пощадит тебя черное пламя, надменный бавель!
мощная рухнет стена, дерзновенные замыслы сгинут,
и разбредётся толпа, и начнут возводить города,
пестуя тайно вражду искорёженной речи…
мы говорил ибрагиму: на кой тебе сдался фунда
мент, пока цел – делай ноги с того междуречья!
закон
назову тебя тетраграммой,
тавром золотого тельца,
огнедышащей буквой –
букашкой света в кромешной тьме.
вот планета в прыщах вулканов,
в золе озёр,
вот подобье моё – шестирукий клон,
повелитель мух.
он – закон беззаконий, пожар-потоп:
в муках будешь и будешь в поте лица
добывать окаянное время, вчерашний день.
и влеченье твоё – как вода, как песок…
три ричеркара
1.
после того как выученное благополучно забыто,
в сухом остатке обнаружится серое вещество…
что вытворяет тогда подружка твоя, дольче вита!
на какие идёт ухищренья небесная скво!
после того как дотлеет последнее воспоминанье,
кремний кальцию заговорщицки подмигнёт,
и оскалится радостно наносекунда-пиранья,
и скомандует киномеханику: полный вперёд!
2.
едва живой приходит с похорон
его встречает кафельное эхо
вдова в поношенном бушлате зампотеха
рыдает сухо в гулкий мегафон
мысль-прыгалка бьёт яростным хвостом
забыться неотложными делами
и окружающим понятно: кто не с нами
тот… нет не против – просто непричём
3.
наше время прошло
проступило смолой на коре
мы букашкой застыли
в расплавленном янтаре
в желтом праздничном свете
застряли соринкой в глазу
между тем как галактики-бусы
позванивают на весу…
Коллапс
Уйти за горизонт событий,
родиться черною дырой,
вбирая с жадностью слепой
обломки Млечного Пути.
Сиять вовнутрь! С орбит подспудно
сводить потухшие миры,
затягивать огромных рыб
в воронку коллапса, на дно
тревожных размышлений. Опыт
не убеждает нас самих –
ученый аист Эрменрих
роняет хрупкий телескоп.
Роняет хрупкий телескоп
ученый аист Эрменрих –
не убеждает нас самих
тревожных размышлений опыт.
В воронку коллапса на дно,
затягивать огромных рыб,
сводить потухшие миры
сиять вовнутрь, с орбит подспудно
обломки Млечного Пути
вбирая с жадностью слепой.
Родиться черною дырой.
Уйти за горизонт событий.
____________________________

Об Авторе: Борис Кокотов
Борис Кокотов родился в 1946 году в Москве. Получил техническое образование и работал научным сотрудником в одном из московских исследовательских институтов. Начало литературной деятельности приходится на семидесятые годы, когда появилась его первая книга стихов Эстампы. С 1991 года Борис Кокотов живет в г. Балтимор, США. Автор восьми сборников стихов, последний из которых, Смена декораций, вышел из печати в 2012 году (Hanna Press, Baltimore), а также ряда эссе и переводов из немецкой, английской и современной американской поэзии. В частности, ему принадлежит перевод книги Дикий Ирис известной американской поэтессы Луизы Глюк (Водолей, М. 2012). Публикуется в периодической прессе США, России, Германии и Израиля. Борис Кокотов является членом редколлегии журнала Гостиная, входит в состав жюри международного конкурса поэзии им Л. Лосева (США); принимает участие в работе сайта Век Перевода.
My dear friend, you did not tell me about this set of poems. Just great!
Прочёл на одном дыхании. Довольно интересное видение мира, построение стиха и вкрадчивое проникновение в читателя.