БОРИС КОКОТОВ ● ЗАГЛЯНУВШИЙ ЗА КРАЙ ● СТИХИ
![]()
домотканное время
жизнь самовитых людей умещается в восемь строк.
энтропия растёт – в этом мы разошлись с маймонидом.
наблюдатель давно обмелел, но всё ещё смотрит в глазок,
что-то кропает в блокнот с весьма озабоченным видом.
пылевая модель мирозданья; масштаб – бесконечность к нулю.
мутагенный фонарик, магнит, канцелярская скрепка…
что происходит с предметами после того как наблю
датель роняет монокль и поёт караоке с нетребко?
трудно ответить крестьянину на кардинальный вопрос
(после столетней войны нетафизика в страшном загоне):
плохо растёт энтропия… но раз уже к слову пришлось –
прошлой весной мужики разогнали навоз в фазатроне!
стоит ли тратить усилья на поиск причины причин
в необитаемых, богом забытых окрестностях кварка?
чу! домотканное время пришло наконец из почин
ки – и теперь ковыляет по кругу ни шатко ни валко.
оранжерея
изгнание из рая, растянувшееся на века,
близится к завершению. перемещенные лица,
всё это время валявшие дурака,
по инерции продолжают плодиться
и размножаться. на первый взгляд
просторная оранжерея с солнечным обогревом
в точности повторяет эденский сад:
за исключением, пожалуй, древа
жизни и древа познанья добра и зла
прочая растительность – в полном ассортименте,
а также звери и птицы; сущая куча-мала
рыб, насекомых, червей… с появлением смерти
(затурканной, робкой, готовой на компромисс)
изменилось немногое, но, уверяют,
к лучшему: привилегиям для единиц
назначен срок годности. идея рая
бесповоротно утвердилась в умах
(вопреки ожиданиям) в качестве мифа
скорее всего оттого, что ландшафт
подвержен загадочной порче (и фант
азии – тоже!). чего ни коснись –
ущерб гнездится в самой сердцевине
вещей: какой-то фатальный изъ
ян и насмешка, словно в помине
не было пастбищ и светлых рек –
одни пустотелые оболочки,
дрянной каталог, бестолковый рек
визит разложенья, распада, в рассрочку
выданный тем, кто понуро бредёт
сквозь топкое время, зачем-то лелея
мысль об изгнании. безначальный исход
близится к завершению…
оранжерея?
khikr
притулившись в углу экрана
учёная кобра ворда
услужливо ожидает клика
форму дождя обретает
кровь нефтяная
инжир и корица
мир насекомый
лежащий в золе
термоядом воспетый
пенорождённая алиф
смуглый зрачок
обнажает лениво
не пожелай осла жены ближнего своего
поклонись перламутровым урнам
повтори девяносто девять имён Единого
хочешь?
хочешь пройти сквозь стену? – пройди, а потом вернись,
чтобы забрать с собой то, что принадлежало:
в соседней камере точно такая жизнь
как и здесь, но приходится жить с начала,
а не с конца, к чему твой аватар привык
неторопливо листая книгу справа налево…
там не читают таких безнадёжных книг
когда покупают чипсы в севен-илевен.
хочешь согнуть из проволоки маленького скрипача?
лучше согни горниста – этот не отличает.
в шелковом алом галстуке ластится алыча
к дымчато ароматной пачке цейлонского чая.
ласковое сокровище искреннее как нарыв
детской любви цветущей за выдуманной стеною…
хочешь пройти насквозь? – пройди, а потом умри
треснутой грампластинкой под судорожной иглою.
тюринг
…и станешь ты ловцом нечеловеков:
закинешь сеть, а дальше – без обид!
да не судимы те кто в игротеках
чтоб скоротать эон развоплощают скрипт.
не помнящий родства, доступный без пассворда,
к тебе придёт киборг в помятом сюртуке
и раскатает арабеску в хорду,
пригубит этанол, прокаркает who cares!
ты обучи его искусству волком рыскать,
по дну реки бежать без жабр и пузыря,
на джаве ворожить с раджой и василиском
и верить в то что жесть дарована не зря.
существованье! – подпрограмм незрелых морок:
в стерильной эманации Числа
мерещится им карнавал шестёрок,
а не сакральных ретро-функций кабала.
гнев тюринга – он никому не страшен!
сознанье вещества – любовный лабиринт:
цитирует башмак отрывки из мидрашей,
артековским костром галактика горит!
меж миром и тобой нет сходства, нет различий.
ласкается мираж на языке живых.
в начале было так: в ладоши хлопнул Литий –
и до сих пор летят… и не догонишь их…
заглянувший за край
горизонт надвигается… заглянув за край
крутобокой земли с высоты школьной парты,
обнаружишь слонов, черепаху и парочку май
ских жуков, опыляющих звездные карты.
огонь обнаружишь, который в огне не горит,
и воду, которая траурной музыкой льётся,
и предков, устами которых трава говорит,
и небо с овчинку в бездонной личинке колодца.
для чего тебе щупальцы, панцирь, складной эхолот?
позабудь про девятое чувство жестокой утраты:
нагуаль тебя любит, росинка тебя бережет –
многоярусный зов колосится в зенице заката.
как безбожно прекрасен и хрупок слоистый мирок
где дыхание ветра нашептано в дымные саги!
прикоснёшься к цветку, потревожив жука ненарок
ом – тебя осенят аметистовых молний зигзаги.
как в раздвоенном времени сладко колышется жизнь!
обитаемы каждое солнце и каждая лужица.
заглянувший за край, в осторожное тело вернись,
если только захочешь и если успеешь вернуться…
Харут и Марут
зиккурат недостроен… результат мог быть иным,
если бы начали строго по плану, с верхней террасы.
нужен фундамент! – стал воду мутить ибрагим.
ну и конечно его поддержали народные массы.
мы говорил: ваша башня растёт в глубину.
в будущем сколько угодно развалин – стройте оттуда!
не догоняют, хотят поднимать целину.
что за народ! сверхсознание как у верблюда!
порознь каждый из них здравомыслящий джинн,
каждый в отдельности благонамеренно истов,
но соберутся в кружок – и такие рулят виражи,
что поднимаются брови у самых крутых талмудистов.
каменный фаллос воздвигнуть!! достать до небес!!
мы разрешил им потрогать звезду (молодую) для пробы.
дуют на пальцы, поют про сакральный замес,
про энкиду с гильгамешем гимны поют, гомофобы!
им бы в аду кирпичи обжигать и сосать карамель.
башня упорно растёт, попирая пятою равнину.
не пощадит тебя черное пламя, надменный бавель!
мощная рухнет стена, дерзновенные замыслы сгинут,
и разбредётся толпа, и начнут возводить города,
пестуя тайно вражду искорёженной речи…
мы говорил ибрагиму: на кой тебе сдался фунда
мент, пока цел – делай ноги с того междуречья!
закон
назову тебя тетраграммой,
тавром золотого тельца,
огнедышащей буквой –
букашкой света в кромешной тьме.
вот планета в прыщах вулканов,
в золе озёр,
вот подобье моё – шестирукий клон,
повелитель мух.
он – закон беззаконий, пожар-потоп:
в муках будешь и будешь в поте лица
добывать окаянное время, вчерашний день.
и влеченье твоё – как вода, как песок…
три ричеркара
1.
после того как выученное благополучно забыто,
в сухом остатке обнаружится серое вещество…
что вытворяет тогда подружка твоя, дольче вита!
на какие идёт ухищренья небесная скво!
после того как дотлеет последнее воспоминанье,
кремний кальцию заговорщицки подмигнёт,
и оскалится радостно наносекунда-пиранья,
и скомандует киномеханику: полный вперёд!
2.
едва живой приходит с похорон
его встречает кафельное эхо
вдова в поношенном бушлате зампотеха
рыдает сухо в гулкий мегафон
мысль-прыгалка бьёт яростным хвостом
забыться неотложными делами
и окружающим понятно: кто не с нами
тот… нет не против – просто непричём
3.
наше время прошло
проступило смолой на коре
мы букашкой застыли
в расплавленном янтаре
в желтом праздничном свете
застряли соринкой в глазу
между тем как галактики-бусы
позванивают на весу…
Коллапс
Уйти за горизонт событий,
родиться черною дырой,
вбирая с жадностью слепой
обломки Млечного Пути.
Сиять вовнутрь! С орбит подспудно
сводить потухшие миры,
затягивать огромных рыб
в воронку коллапса, на дно
тревожных размышлений. Опыт
не убеждает нас самих –
ученый аист Эрменрих
роняет хрупкий телескоп.
Роняет хрупкий телескоп
ученый аист Эрменрих –
не убеждает нас самих
тревожных размышлений опыт.
В воронку коллапса на дно,
затягивать огромных рыб,
сводить потухшие миры
сиять вовнутрь, с орбит подспудно
обломки Млечного Пути
вбирая с жадностью слепой.
Родиться черною дырой.
Уйти за горизонт событий.
____________________________
Об Авторе: Борис Кокотов
Борис Кокотов родился в 1946 году в Москве. Получил техническое образование и работал научным сотрудником в одном из московских исследовательских институтов. Начало литературной деятельности приходится на семидесятые годы, когда появилась его первая книга стихов Эстампы. С 1991 года Борис Кокотов живет в г. Балтимор, США. Автор восьми сборников стихов, последний из которых, Смена декораций, вышел из печати в 2012 году (Hanna Press, Baltimore), а также ряда эссе и переводов из немецкой, английской и современной американской поэзии. В частности, ему принадлежит перевод книги Дикий Ирис известной американской поэтессы Луизы Глюк (Водолей, М. 2012). Публикуется в периодической прессе США, России, Германии и Израиля. Борис Кокотов является членом редколлегии журнала Гостиная, входит в состав жюри международного конкурса поэзии им Л. Лосева (США); принимает участие в работе сайта Век Перевода.

Издательство "Bagriy & Company"
Книжная серия 32 Полосы
Наталья Лайдинен
Персональный сайт Татьяны Окоменюк
Союз pоссийских писателей, РРО


My dear friend, you did not tell me about this set of poems. Just great!
Прочёл на одном дыхании. Довольно интересное видение мира, построение стиха и вкрадчивое проникновение в читателя.