ЛИАНА АЛАВЕРДОВА ● БАКИНСКАЯ ПОЭМА ● СТИХИ
Памяти всех безвинно погибших в этом проклятом январе 1990 г. посвящается.
Бешено, с гиканьем, свистами
мчится эпоха вперед.
Ей ли, теперь ли выискивать
смыслы? Ведь время не ждет…
Рельсом впечатана намертво
в землю – усталый сустав –
каждой молекулой, атомом
чувствую этот состав.
1
Стучится поэма, грызется лисицей.
А я ей: “Молчите, поэма, молчите!”
Молчите, поэты, заткнитесь, поэты.
От вас эти беды, и козни, и недуг.
Кричали, орали на каждом подворье:
“Язык умирает!” А вышло-то – горе.
И небо кровавыми плачет дождями.
И, бурю пожавши, вы плачете сами.
2
Каменного Кирова
тащат с пьедестала.
В многолюдном городе
много меньше стало.
И опять Историю
судят – не рассудят.
Только кто же с каменных
спрашивает, люди?
Может, успокоимся?
Может, поостынем?
Пощадим Историю:
Клио, все ж, богиня.
Все равно не вычеркнуть
прошлого страницы,
и в скрижалях каменных
наша жизнь струится,
наши раны, горести,
наши пораженья…
Не судите памятник!
Не смешите Время!
3
Как описать погром, скажи?
Была я в этом доме,
где содрогались этажи,
а деловитые мужи
вотще искали ломик.
А милицейские чины
торчат неподалеку.
Они – защитники страны.
Они не чувствуют вины,
не двинутся до срока.
А там с решеньем не спешат,
и отдыхают перья.
Все думают: как совместят
свободу с топотом солдат?
А вы крепитесь, двери!
Горят на улицах костры.
В пещерном ли я веке?
И тучи, тучи авары*.
И словно в щели комары
забились человеки…
4
Опять контейнеры громят.
А я смотрю на это.
“Эдэбият-инджасанэт”**
под мышкой у студента.
Он вовсе не сердит, не пьян,
неспешен и спокоен.
Ногой ломает чемодан
и бьет тарелки, воин.
В своей уверен правоте
он око рвет за око.
А что виновники не те –
та мысль, увы, далЕко.
Позор несчастным дуракам!
Чего, скажите, ждали?
И вот летит их жалкий хлам
кому-то под педали.
О нет, не месть – священный долг.
Бескровно, благочинно…
И гул дневной, обычный смолк.
Погромщик и невинность…
А я сдержать не в силах дрожь,
ногой качая дочку,
пытаюсь втиснуть эту ложь
в сознанье по кусочкам…
5
Мой южный, недужный, охаянный город!
Как ты почернел, и оброс, и оборван.
И в черные дыры бредовых идей
вливаются крики твоих площадей.
Безлюдье настало, бесправье, бессудье.
Неужто мы все – только рока орудье,
и нас захлестнет приливная волна,
мазутом измазав души письмена?
Пришли в запустенье и термы, и театр,
и храмы по камешкам в сотнях хибар.
О, римлянин, плачь! Тебе хочется плакать,
хоть миром доволен суровый вандал.
Прощай же, мой город! Во сне я увижу
тебя благодушным и прежним, иным.
Прощай! Неужели тебя ненавижу?
О, Время! Что сделало с домом моим?
6
– Да здравствует быт!
– Почему?
– Извините, не кажется ль вам,
все талдычит о быте?
О быте кипит взбудораженный чайник.
А быт – это “быть”, это жизнь, это частность,
касанье всего, и таинственность плоти…
– А таинство духа?
– Попробуйте врозь их!
Ведь быту присущ реализм и конкретность.
Он здесь и всегда. Он и вечность и веник.
– Ну, это загнули! Пошло словоблудье…
– Да нет, славословье. Мы люди, не судьи…
Я в быте люблю вдохновенье покоя,
и детские игры, и нечто такое…
– Но это еще и морока, и слякоть,
и так надоело, что хочется плакать…
– Нет, лучше срываться с разбега, с насеста,
бросаться в пучину, хлебнуть неизвестность
и, пренебрегая и домом и миром,
всем тем, что нам мило, лишь мнится унылым,
все выше и выше, все дальше и дальше
вперед, в революцию?!
– Слово без фальши!
– Ужасное и окаянное слово!
Прыжки на батуде!
– Прощайте.
– Ну, что вы?
7
1-й голос: – ЦК штурмуют!
2-й голос: – Батюшки-светы!
3-й голос: – Не верьте слухам.
Просто пикеты.
1-й голос: – Зовут к оружью.
Идем сражаться.
2-й голос: – Кому это нужно?
Остыньте, братцы!
3-й голос: – Да что вы, право?
Шаги к свободе…
2-й голос
(с иронией): – Умрем со славой!
Все в старом роде…
А ну – суд Линча?
Теперь – на красных?
3-й голос: – Да оглянитесь!
Все так прекрасно!
Самосознанье
растет на дрожжах.
2-й голос: – Ведь рухнет зданье
и будет поздно.
1-й голос: – Эх, болтолОги!
И не устали?
За нашу гордость
не жалко стали,
за нашу совесть,
за земли предков.
А вы квохчИте,
как две наседки.
2-й голос: – Ох, эти земли!
Да будь все прахом!
Погибнуть с целью?
А жизнь не птаха.
Вспорхнет – и нету.
Пиши пропало.
Кому-то крови,
как видно, мало…
8
А я тут вовсе не причем.
Я на полу лежала.
И пуля тронула плечо,
когда я чуть привстала.
И было мне не страшно, нет!
Так не могло случиться!
Кому был нужен этот бред?
Кто мог так ошибиться?
Ах, мама, я еще жива.
Зачем кричит бабуля?
Но цепенеет голова
и дребезжит кастрюля…
Ах, пуля-дура, что тебе
до девочки, до мамы?
Подвластна ты самой себе,
по-своему упряма.
И ты здесь вовсе не при чем.
Летишь по злой указке.
А справедливость и добро
прописаны лишь в сказках…
9
Разворотила пуля
мою живую плоть.
Хоть дура она, дура,
да умным не помочь.
“Смещенный центр” – сказала
сегодня медсестра.
В палате тихо стало.
Лишь плакала зурна.
Минутки, вы – песчинки,
минутки – лепестки.
Осталось ли слезинки
на дне моей тоски?
Осталось ли надежды
на радость, на покой?
Я вижу сон:
я прежний,
я с вами
я живой.
10
Четыре пули прозапас,
четыре пули.
Играю с ночью в преферанс,
а ночь-то – шулер.
Она коварна и хитра.
Она при деле.
Белеет месяц, словно шрам,
на черном теле.
Ночь – уголовница, гюрза,
злодейка- ночка,
черна, как вишенки-глаза
у младшей дочки.
Четыре пули для себя,
жены и дочек.
Связала накрепко судьба
нас в узелочек.
Сосед увез жену, а тот,
другой – развелся,
Мне ж клясть себя, что идиот,
что не отрекся?
На мне проставлено клеймо.
Овца дрянная.
И у родни торчу бельмом.
Я вне их стаи.
О, дай мне, Боже, пережить
весь этот ужас!
Иль убежать за рубежи?
Кому я нужен?
Такая ночь. Такая тишь.
Тоска такая.
Но вот и гул и даже, слышь,
собаки лают.
Эх, что сказал бы мой ата?
Да нет на свете…
Ну, берегитесь, сволота!
Ах, дети, дети…
11
Он изменился, этот город:
он весь утратами прополот,
он перестроен, перекроен,
он чинен и благопристоен.
Глазеют вставленные стекла
уже на вывески иные,
и выглядят свежо и мокро
залатанные мостовые.
Подчищен, вымыт, принаряжен
невестой во вторичном браке,
он далеко не так отважен,
как Пенелопа на Итаке.
Вся в озабоченности новой,
а в глубине запрятан ужас,
чтоб кто-то не сказал ни слова
о прежнем и несчастном муже.
Как будто не было здесь битвы
и не лились потоки крови,
а раздавались лишь молитвы
о благоденствии и воле.
Метались крики, словно птицы,
а птицы – как и не бывали,
и лозунги, устав браниться,
потом на стенах оседали.
А вот и битая посуда.
Здесь кто-то уезжал навеки.
Скажи мне, Господи, откуда
такая злоба в человеке?
Ну а потом – иные речи,
иные вывески и нравы.
Мир прошлый далеко-далече.
Мир нынешний – в своем он праве.
Скажите мне, как называлась
та улица, что я любила?
Куда тот памятник девался?
Чья разворочена могила?
Но что пристала я к прохожим,
всегда спешащим оголтело?
Ты только подскажи мне, Боже,
что с памятью моей поделать?
12
Не вместится в поэму душа.
Да, наверное, это не надо.
Без поэзии будем решать,
что же делать с запущенным садом?
Что же делать с безумной страной,
что своих сыновей пожирает?
Что же делать с проклятой душой,
что всю правду до времени знает?
Баку. Февраль 1990 г.
_____________________________________________
* Аварой называют бакинскую шантрапу
** “Эдэбият-инджасанэт” в переводе с азербайджанского означает “Литература и искусство»
Прим. автора
Об Авторе: Лиана Алавердова
Лиана Алавердова живет в Нью-Йорке. Ее стихи, статьи, переводы с английского и азербайджанского языков неоднократно публиковались в журналах, газетах и альманахах в России, Германии, США, Украине, Канаде, Азербайджане, включая «Знамя», «Дружба народов», «Знание-сила», «Слово/Word», «Новый журнал», «Литературный Азербайджан», COLLEGIUM, «Шалом» и др. Лиана Алавердова – автор двеннадцати книг стихов и документальной прозы (популярная психология, литературная критика, публицистика, мемуары). Она заведует библиотекой Kings Bay, одним из отделений Бруклинской публичной библиотеки. Лиана является волонтером Американского фонда превенции суицида (AFSP).
Лианочка, МОЛОДЕЦ!!! Честно скажу, поэзию не люблю. Но твою поэму прочитал на одном дыхании. И, как будто, еще раз пережил весь этот кошмар. Спасибо тебе за память.
Спасибо, Лиана! Говорят, что зло надо прощать. Но ” что с памятью моей делать”?
Мне приятно, что стихи мои нашли отклик в Вашем серце. А память – это часть души, без нее никак нельзя.