ВЛАДИМИР БЕРЯЗЕВ ● ОБЪЁМ МИРА ● ИНТЕРВЬЮ ● СТИХИ
– Уважаемый Владимир, Вы известны читателю ближнего и дальнего зарубежья как поэт, публицист, переводчик и эссеист, а также главный редактор одного из старейших литературных журналов «Сибирские огни».
Хотя сегодня понятие расстояния довольно условно, всё же Сибирь остаётся точкой загадочной и экзотической для такой южанки, как я. И той же гипнотической силой для меня всегда обладало название журнала. В прошлом году «Сибирским огням», основанным в 1922 году, исполнилось 90 лет, а огни не только не потускнели, но и наоборот, стали ярче, и свет их достигает наших заокеанских земель. В связи с этим хотелось задать Вам несколько вопросов. Прежде всего, как прошёл юбилейный год, чем он был отмечен для журнала?
– Прошлый год был отмечен рядом юбилейных мероприятий. В частности, одним из крупных литературных событий стал всероссийский фестиваль «Русский беркут», осенённый именем великого поэта Евразии Павла Васильева. Открытие фестиваля, проходившего в конце марта 2012 г., состоялось в театральном зале Новосибирской областной научной библиотеки. В нём приняли участие известные литераторы России и ближнего зарубежья. Среди них знаменитая поэтесса и зам. редактора «Литературной газеты» Марина Кудимова; поэт, прозаик телеведущий канала «Культура», главный редактор журнала «Новая юность» Глеб Шульпяков (Москва); писатель и общественный деятель, руководитель представительства Сибирского федерального округа в администрации Президента РФ Валерий Казаков; поэт и главный редактор журнала «Байкал» Булат Аюшев (Улан-Удэ); главный редактор журнала «Начало века» Геннадий Скарлыгин (Томск), поэт и главный редактор журнала «Огни Кузбасса» Сергей Донбай (Кемерово); поэт, переводчик и литературовед Наталья Ахпашева (Абакан); прозаик и телеведущий Анатолий Кирилин (Барнаул); а также писатель Владимир Костин (Томск); поэт Виктор Балдоржиев (Чита); писатель Юрий Извеков (Улан-Удэ). Я стоял у истоков этого фестиваля, был его застрельщиком.
В своём приветственном слове М. Кудимова отметила, что сегодня деление литературы на столичную и провинциальную уже не актуально: «Это вариант стягивания к Сибири всех лучших сил русской литературы. Где бы ни жили и где бы ни оказались волею судьбы и истории люди, пишущие на русском языке». Эту мысль я потом развил в интервью «Приобской правде».
Следующее значимое событие юбилейного года – это презентация нашего журнала в Государственной Думе, где мы представили юбилейный октябрьский номер. Презентация проходила в рамках празднования 75-летия новосибирской области, в последних числах октября и, надо сказать, прошла весьма успешно, поскольку номер состоял из произведений, ставших уже классикой, тех самых, что были в своё время опубликованы у нас в «СО». См. эту публикацию по ссылке: http://magazines.russ.ru/sib/2012/10/
– В интервью «Приобской правде» Вы коснулись особенностей литературной жизни Сибири и роли «Сибирских огней» как точки, в которой сходится традиция и новаторство.
– Да, вот небольшой отрывок из этого интервью, где я говорю об этом: «У моего коллеги – Юрия Казарина, редактора и зав. отд. поэзии журнала "Урал", есть интересная мысль о том, что "Сибирские огни" являются прямым продолжением пушкинского "Современника". В определенном смысле это справедливо, потому что все другие толстые журналы, в частности, те, которые выходят в Питере и Москве, так или иначе вобрали в себя одну из сторон – взяли на себя одну из функций – из того, что было в свое время продекларировано Пушкиным в его "Современнике"… Там все это раздроблено, но здесь, в Сибири, мы не можем себе позволить такой роскоши. Мы не можем выпускать, скажем, десять-двенадцать журналов, поэтому в журнале "Сибирские огни" сочетается, по сути, все: и эксперимент, и традиция, и приверженность историческим исследованиям – вплоть до архивных древностей, на которые тоже богата наша Сибирь. Прозу, например, мы публикуем самых разных направлений. Единственное требование – профессионализм, художественность и мастерство, что так характерны для вершинных явлений в творчестве сибиряков. Вспомните хотя бы имена Виктора Астафьева, Валентина Распутина, Анатолия Иванова, Александра Вампилова, Василия Шукшина, других замечательных авторов. Все эти люди, можно сказать, прошли через журнал "Сибирские огни", имели к нему причастность в той или иной степени… Что для нас нынешний юбилей журнала? Для нас это, скорей, не традиционный момент для подведения итогов, а время строительства планов на будущее».
– Как бы Вы определили традицию журнала? Поддерживаете ли вы её?
– Традиция журнала в двух словах: лицом на Восток. Она не меняется с момента основания «СО». Идея – пусть и в советской транскрипции – была одна: Россия в её сибирском величии. Недаром на страницах «СО» многажды и с неизменной полнотой повторяется высказывание Михайлы Ломоносова о Сибири: «…путь и надежда чужим пресечется, могущество России прирастать будет Сибирью и Северным океаном и достигнет до главных поселений Европейских в Азии и Америке». Т.е. чужим мы кислород перекроем, и через Сибирь распространим своё влияние на всю планету. Как писал классик:
В этом мире погибнет чужое,
А родное сожмётся в кулак.
А в последние полтора десятилетия эту традицию можно определить как евразийство – идеология, сформулированная в книгах Льва Гумилёва.
– Изменилось ли направление журнала за последние годы и если да, то как именно?
– Надеюсь, не изменилось.
В последние годы мы прилагаем все силы к тому, чтобы поддерживать даровитую молодёжь. Это направление выбрано нами окончательно и бесповоротно. Поколение советских писателей ушло. Увы, но это так. Надо думать о будущем, что означает – искать талантливую смену.
– Как бы вы определили своего автора и своего читателя сегодня?
– Наш автор имеет понятие о чести в литературе и в дружестве человеческом. Как мне представляется, наш автор в большинстве своём служит русскому языку как великому Отечеству своему. Как сказал кто-то из классиков: язык – это и есть народ (чуть ли не сам Пушкин).
Наш читатель – как правило, завсегдатай Журнального зала, он, в потенциале, мало помалу стремится стать нашим автором.
– Какие проблемы сегодня являются ключевыми для журнала?
– Ключевыми проблемами для нас сегодня, как и для всех подобного рода изданий, являются проблемы подписки. Мы их попытаемся решить в этом году радикальным обновлением сайта и переходом к электронным продажам.
Великая проблема ещё и в уже упомянутой смене литературных поколений. Нет ощущения прямой преемственности. Увы.
Ещё – в моём представлении, есть признаки общей деградации профессии литератора, необходимы некие действия государственного масштаба для её реанимации.
– Какие из российских журналов Вы считаете более близкими по духу и почему?
– В той или иной мере – есть близость со всеми основными. Однако в полной мере – никакой близости ни с кем из толстяков не наблюдаю. В последние два года относительно и в наибольшей степени близок нам «Урал». Но и это весьма условно.
– Каковы планы журнала на будущее?
– Планы просты. Необходимо достичь того, чтобы китайцы, латиноамериканцы и индусы читали «Сибирские огни» по-русски. И второе. Надо, чтобы премия «Сибирских огней», которую мы намереваемся учредить в этом году, стала круче, выше и престижнее Нобелевки.
– Вы работаете с авторами как ближнего, так и дальнего зарубежья. Ощущается ли разница?
– Забугорность в литературе – есть далёкое прошлое. Если автор талантлив и любит Россию, он с 99-ти процентной вероятностью будет напечатан. А коли не отвечает этим критериям – пожалуйте лесом-лесом, увы, напечатан не будет.
– Это напомнило мне характеристику, данную Вам Анатолием Добровичем, писавшем, что «в Берязеве и впрямь чувствуется гунн. <…> Чужаки не вызывают враждебности, если они принимают те же точки отсчёта, что и местные; если нет – это их печаль, и приспосабливаться к их менталитету никто не подумает». Говоря об особенной органике Вашего поэтического творчества, Добрович отмечает, что «Восхождение к современной культуре ставит» Вас «вровень с творцами из европейской России». А что для Вас есть Вдохновение?
– Вдохновение, если изначально отбросить пошло-романтические наслоения, есть в подлинном понимании этого состояния – пребывание в духе (чаще всего, пребывание короткое, в силу огромного напряжения душевных сил) или иначе – в непосредственной связи с миром горним, миром невидимым.
Поэтому для меня вдохновение это, прежде всего, способность слышать. Отсюда причинно-следственная связь моя с зимним паучком, он в моём представлении есть ближайший товарищ и даже родственник:
* * *
Паучок, дружище восьмирукий,
Ты зачем плетёшь среди зимы
Пряжу одиночества и скуки –
Сеть для ловли пыли или тьмы?
На окне мороз, а не ромашки,
Для охоты – снулая пора.
Ни тебе ни мушки, ни букашки,
Ни зануды вечной – комара.
И жилец ничем тебе не сможет
Пособить. Он сам такой же лох –
Вяжет, нижет, всё не подытожит,
Всё никак не выкупит залог
Жизни…
Ты же кружево антенны
Слушай дальше, затаясь в углу:
Звон Вселенной? рокоты Геенны?
Сон младенца, неподвластный злу.
Вдохновение – это способность и умение слышать и слушать весь объём Мира: Космос, Хаос и пенье ангельское.
– Полностью разделяю эту точку зрения. А что Вы цените в поэзии других и что, с Вашей точки зрения, есть поэзия?
– От противного. Не должно быть обыденности, пошлости, нравоучительного лоска и образцово-показательной сделанности. В стихе всенепременно и с необходимостью присутствует (придавая печать подлинности) либо лёгкая придурковатость, либо – некий звук сияющей обо зияющей бездны, поскольку сама Суть поэзии и заключена в этом звуке-возгласе, проистекающем из бытия-инобытия Любви и Смерти… Однако же сие можно парадоксально услышать и в восклицании-изумлении Ивана-дурака, его первородный взгляд искренне и непосредственно бывает покорён вечной новизной Мира. С этой точки зрения любопытно взглянуть на хулиганские поэтические выходки солнца-Пушкина, на мистические бездны-откровения Тютчева, на слог Заболоцкого и пр. и пр.
– Беседу о стихах лучше всего завершить стихами. Предлагаем нашим читателям подборку Ваших стихотворений. А я благодарю за интересную беседу и желаю вдохновения и творческих успехов Вам и журналу.
Интервью вела Вера ЗУБАРЕВА
__________________________________
ВЛАДИМИР БЕРЯЗЕВ
* * *
Глухою ночью вьюга разгуляется,
меня разбудит ставен перестук.
Былая боль проснется и уляжется.
А сон нейдет. И слышно за версту,
как поезда на станции аукают,
как сотрясает землю товарняк…
А сон нейдет.
И горестной наукою
встает за мною прошлое. И мрак,
и поздний стыд — томительно весомы.
А за стеной
стальные провода
поют о том, как жарко и бессонно
горят в снегах большие города.
Мой век простой, ты на две трети убыл.
Я стал другим — и ладно, не беда.
Спасибо хоть за то, что надоумил
понять,
как беззащитна красота
родной земли,
как жаждет воплощенья
глухая степь, бессвязностью дыша…
Но — встану.
В снеговом коловращенье,
глотнув ночи, охолонёт душа.
Войду во вьюгу
на крыльцо сквозное,
зажгу фонарь,
подворье озарю.
Меня обдаст шершавою вознёю
и колкостью, присущей январю.
Снег разбежится радостным мерцаньем,
запляшет электрической пыльцой.
А слева тьма,
и справа,
и над нами —
гудит гудом и дышит с хрипотцой,
швыряет снег во двор из-за ограды,
сметает с крыши,
сверху шлет его…
Мне, кроме снега,
ничего не надо
от зимней тьмы…
Не надо ничего.
ПРЕД НАСТУПЛЕНИЕМ КРАСНОГО МЕСЯЦА
Все в поездах мое солнышко-лелюшко,
Катимся, катимся – не устоять.
Сквозь погорельщину, Ванька-Емелюшко,
Сладкой, как водочка, жизни поять.
Темное месиво… Светлое крошево…
Лермонтов с тучки глядит на меня.
Много хорошего. Мало хорошего.
Чище и льдистее день ото дня.
Эко хватил! Почему не покаялся?
Каюсь, родимые, каюсь во всем.
Тарскою степью, Барабинской, Каинской
Еду в заросший крапивою дом.
Осень такая, что хочется выстрелить,
Чтобы за эхом осыпался лист…
– Истина там, где отрезана истина. –
Молвил безногий, как хмель, баянист.
Лесоповальные, скотопригонные
Лики родные Марусь-Магдалин
Вновь уплывают в оклады оконные,
В дождь и безденежье русских долин.
Поле, пространство, полет и безмолвие –
Даль, словно хлеб, не пресытит во век.
Вновь с мукомолия на богомолие,
В преображающий родину Снег.
Сны роковые в душе не поместятся,
Но сохранятся в небесном краю.
Пред наступлением красного месяца
Простоволосый и тихий стою.
Скажешь ли правду мне, Ванька-Емелюшка,
В час, когда будешь не пьян, а блажен:
Скольких прияла льняная постелюшка
Ширь-белизной в миллионы сажен.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Боже, простишь, ли нам неразумение
Или рассеешь как израильтян?..
Стыки вагонные.
Гужи ременные.
И горизонт неохватен и рдян.
* * *
Евгению ШИХОВЦЕВУ
Я слышал, что брожение умов
предшествует брожению событий.
…Что слушаешь ты, колокол забытый
и безъязыкий,
и когда умолк
твой гулкий купол?.. Холодом и медью
наполнена душа колоколов.
Я помолчу. Я пред тобой помедлю…
Достаточно порублено голов,
достаточно разрушено святилищ,
достаточно хранилищ сожжено
беспамятно. Пора подумать… Ты лишь
лежишь напоминаньем об ином
всех единящем гуле поднебесном.
Там за стеной – стеснение шумов.
И страшно здесь – в молчанье многовестном,
и явственней брожение умов…
Все может быть: на гребне реставраций,
в эпоху отрезвления голов,
борьбы полов и реабилитаций,
взойдет и звон былых колоколов.
Из пламенно-ревущего расплава
тебе глагол, язык ли – отольют.
Былая память и былая слава
под нёбом заклокочут, запоют…
…Но отчего ж мне чудится копытный
стоглавый топот, тошнота и гарь?
И тот – в огне разверзшихся событий –
повешенный под куполом звонарь?
ПАМЯТИ АНАТОЛИЯ СОКОЛОВА
Села на ограду золотая птичка.
Горевать о прошлом – горькая привычка,
забывать о прошлом – мелкая уловка…
Золотая птичка, светлая головка.
Светлая головка, маленькое тело:
золотая птичка с неба прилетела
и поёт о рае нас, почивших, ради
золотая птичка, сидя на ограде.
Светлана Кёкова
Два коршуна в небе играют,
В любовном порыве парят,
На бреющем замирают,
Танцуют, как говорят.
На тверди, на куполе целом,
Где юного солнца Синай,
Над бором, под облаком белым,
Играй, моя радость, играй!
Играй, моя радость, на свете –
Лишь ветер и с ветром игра,
Играй же, покуда в поэте
Рифмуются грозы добра.
Да будет победа, да будет
Сияние в горних полях!..
За музыку нас не осудят
В заоблачных ковылях.
4 мая 2010, Абрашино
* * *
Древоточец Кузя,
целлюлоза в пузе,
челюсти буравчаты, сам себе сверло,
прогрызает доску
в клетку и в полоску,
хрусть-похрусть, опилками
время потекло.
Я за стол сосновый,
он за стол сосновый,
вместе пообедаем, вместе пожуём
Мирового древа ткань-первооснову
мы в застольной песне
вместе воспоём.
Разлюли малина,
широка былина!
Да шумит ветвями Божий парадиз…
Вынмет баба Нина
шарик нафталина
и навек умолкнет Кузя-древогрыз.
13 июля 2010, Абрашино
* * *
… и у Мальчиша-Плохиша
Под рубахой была душа.
Вот пошёл он за черемшой.
Что-то стало с его душой?
Не руби, Полохиш, черемши,
Лучше грамотку напиши.
От Амура и до Оби
Ты травы, Плохиш, не губи.
Глянь – погосты, пустыни, рвы
От Оби до болот Литвы.
Может, эта чеснок-трава –
Наша древняя родова?
Может, эти полки-ряды –
Полны каплями кровь-руды?
Может, ты не траву сечёшь,
Души живы под нож кладёшь?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вот и лёг ты в огонь уже,
Не подумавши о душе…
* * *
оказывается, продолжительность жизни японцев
вовсе не восемьдесят с хвостиком, а куда меньше
чего не сделаешь ради близких, ради добра и пользы…
старики уходят, а внуки думают о дальнейшем
житье-бытье:
умирающих уже не надо
относить на склоны Фудзи
в добычу хищному зверю и птице,
можно использовать собственную ограду
в качестве кладбища – печалиться и молиться,
и продолжать получать пенсию и за бабушку, и за деда
и когда цветёт сакура, и когда желтеют ивы…
ах, Николай Васильевич Гоголь,
это ваша очередная победа!
вновь – то ли души мертвы, то ли трупы живы
УКРАИНСКИЙ КАРДЕБАЛЕТ
однокашнику Коляде, написано по его просьбе
Потерян паспорт… В паспорте стояло:
Украинец Никола Коляда.
Он щирый, гарный хлопец, но куда
теперь идти? К таджикам? Одеяло
одолжить? На вокзале ночевать?
И где харчиться или працовать?
И ни горилки, ни борща, ни сала.
Кругом менты да кляты москали…
Куды ж тебя − на самый край земли,
аж за Урал забросило, холеру!
И вот идёт, Никола Коляда,
к Фонтану мимо площади Труда,
загинуть тут за родину и веру.
Но – глядь, афиша! «Тоже Коляда-
театр, это местная байда,
Никола − босс у них. Какого херу –
поди родня? Пойду к нему робить.
Авось поможет денежку скопить,
чтобы уехать мне в свою Бандеру»…
И вот во Львове через десять лет
Открылся Коляда-кардебалет,
На всю Европу грянули гастроли!
Рыдали и Лидо и Мулен Руж…
А что – Е-бург? Театр? Какая чушь!
Уже до России, не до Коли…
СТЮАРДЕССА ВИКТОРИЯ
Пускай, пускай моя шиза
В тебе родится! ―
Зелено-жёлтые глаза,
Как у жар-птицы.
Тебя ли Рерих рисовал?
А, может, Врубель…
В тебе ль Есенин остывал
По самый румпель?
Золотожилая моя
Пресногорьковка!
Растиражированная
Любви листовка.
Почто ты мучаешь канал
Своим дивайсом?
Замри иль выпей люминал,
Не издевайся!
Где теребили бабы лён
И конопельку,
Шумит московский Вавилон.
Куёт копейку.
Течёт московское бабло
До океана.
А от тебя теплым-тепло,
Сплошная прана.
Ты бьёшь копытом и дрожишь,
Как Сивка-Бурка.
А я смотрю на твой киш-миш,
Как старый чурка.
Ты мне затмила монитор…
Сведи наколку!!!
Уехать что ли в Салвадор?
А хули толку…
15 октября 2008,
Новосибирск-Москва, рейс 178, S7
* * *
Ты мне вместо ласки эрогенной
Принесла трактаты Оригена.
А потом, нежна, за две с полтиной,
Продала философа Плотина.
На ночь глядя ― грустно и солово ―
Я усну под слово богослова,
Ныне зная ― миру есть Начала!..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А другого ты не изучала?
* * *
Картиной правит лишь свидетель…
(из ненаписанного стихотворения)
Не снимай, не снимай свою тень на мгновенное фото!
Нам не запечатлеть даже след, только беглое что-то.
Ты не сторож себе по причине отсутствия в кадре:
Ни дороги, ни храма – одна только точка на карте.
Кто свободен творить, чья на лбу твоём высшая проба,
Тот тебя навсегда зафиксирует рамкою гроба.
Улыбается Пушкин, навеки по-ангельски светел,
И молчит в ожидании казни евангельский петел…
9 апреля 2010, Новосибирск
ОТВЕТ БАХЫТУ
там прогорклый ветер дует, там вахтеры – смерть и труд –
под гармонь немолодую гимны спасские поют
Б.К.
Пьяный инок долу клонит лоб разбитый о порог,
просит банку «Оболони», всё долдонит об иконе,
что из храма уволок.
А поэт ворует ветер, цедит миг, как юный Вертер,
время сбраживая смертью
в вечный обморок стиха.
И по долгу песнотворца у Кремля Кастелло Сфорце
рвёт без видимых эмоций
красногрудые меха.
***
Крепись, Михась, не прячься в норку!
Бо – снизу, через переборку,
В час помрачения стучат
И Носорук, и Неть Иная,
И крови тяга нитяная
Дразнит и манит чертычат
и падальщиц, и дырогрызов.
Гляди, с изодранных карнизов
Тьмы рукокрылый ультразвук,
Свистящий, шарящий, сосущий
По той душе – живой и сущей –
Срывается на запах мук…
А мы с тобой, брат, из поэтов,
Вопросов больше, чем ответов,
Но если завтра помирать,
То на миру оно сподручней,
Звончее в рифму и нескучней
На эшафоте горло драть.
31 октября 2010, Абрашино
***
Когда в двадцатом веке книга
Ещё товаром не была
И, как последняя коврига
Из рук Спасителя, плыла
По кругу страждущих,
тогда ли
И я краюху преломил
И увидал такие дали,
Такую веру ощутил,
Что прожил жизнь неосторожно,
По счастью, а не с кондачка,
Где невозможное возможно
И воля Божия легка…
Пока, пока!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А вам − пастись! Уж пастырь добрый
Для жизни жвачной закрома
Для вас разверз, чтоб сок микробный
Утешил чрево задарма.
24июня 2010, Абрашино
Об Авторе: Владимир Берязев
Более шести лет являлся автором писательской радиопрограммы "Слуховое окно" (93-99 гг.). С 1990 по 1997 гг. был директором издательства "Мангазея" и составителем одноименного литературного альманаха. С 1997 по март 2000 являлся председателем правления Новосибирской писательской организации. С 1999 по январь 2014 руководил журналом "Сибирские огни" В настоящее время - главный редактор журнала “Сибирские огни”, а также секретарь правления Союза Писателей России. По итогам 2002 года лауреат первой премии МА «Сибирское соглашение» в номинации публицистика — «Сибирь — территория надежд». В 2007 награждён премией журнала «Аманат» и Международного клуба Абая за роман в стихах «Могота». В 2008 — в Ханты-Мансийске был признан лучшим поэтом Урала и Сибири по итогам регионального конкурса. В 2009 награждён медалью и премией им. Константина Симонова за поэму "Псковский десант", в 2010 получил медаль и премию "Белуха" (Алтай), а также специальный приз международной премии Максимилиана Волошина за книгу "Ангел расстояния" (Крым, Украина).