МИМО ПРИВОКЗАЛЬНОЙ ПЛОЩАДИ…

Мимо привокзальной площади
в сновиденьях не ходи,
там летят гнедые лошади,
там гуляет только дождь один,
днём и ночью –
дождь один…

Мимо всех путей не сбывшихся,
что манили далеко,
где и дышится и пишется,
и не пишется легко.

Скажешь, что вокзал тот – вымышлен,
что пути манят – в мечтах,
для одних вокзалы – финиш, а
для других  вокзалы – старт…

Но когда мечты оставишь ты,
снисхожденья не проси
и кати,
кати свой камешек,
обречённо – как Сизиф.

Мимо снов, в которых лошади
мчат, сминая сон-траву,
мимо привокзальной площади,
мимо жизни…
наяву…

***
БЕЛЫЙ ЧАЙ
         (из цикла «Чайная церемония»)

не разрушай сахаром чай
горечь – нежнее ветра
терпкость – изысканна и тиха
приторность же – пуста
луны лукавя с людьми – молчат
и отражённый свет их
лунным становится лишь в стихах
да на твоих устах

не добавляй сахара в чай –
не заглушай печали
помни о севере
но на восток
открытым держи окно
гордиев узел рубишь с плеча
лихо звенишь мечами? –
белого чая один глоток
сдвинет границы снов

не убивай сахаром чай –
не разрушай покоя
левую руку прибереги
для шёлкового платка
луны лукавят когда молчат
свет отражать легко ли
чай на столе…
ты станешь другим
от одного глотка…

* * *
   (из цикла "Чайная церемония")

Через пустырь, где жгучая крапива
теснит чертополох и череду,
я осторожно и неторопливо
в чужую избу, как домой иду.

По четвергам здесь пили чай вечерний,
обычно – с мятой,
реже – с чабрецом,
пекли в печи песочное печенье;
кружили в свете мошки над крыльцом.

Здесь шла неплохо первая черника
под – ни о чём –  неспешный дачный трёп…
Вдруг чья-то  тень к щеке моей приникла,
и тихий зов донёсся с дальних троп.

Три ворожеи – три чаинки в чашке
вращаются, отчаянно кружа,
и призрак девы в вышитой рубашке
манит, не преступая рубежа…

бегу… бегу…
догнать её пытаюсь,
дрожу от страха или от росы…
Она плывёт, едва травы касаясь,
и лишь мелькают ступни ног босых.

С грядущим ли свидание?
С минулым?
На этих тропах дольнему темно…
Сад кончился.
И дева обернулась
и  оказалась мной?… конечно мной…
Душа моя…
О чём она хотела
предупредить,
предостеречь,
помочь?
Я, возвращаясь, над тропой летела,
нещадно солнце изгоняло ночь.

Впечатывались в память дни и даты,
не оставляя места мелочам…
А между тем,
я здесь жила когда-то,
и не жалея чабреца и мяты,
по четвергам заваривала чай.

 

НЕМНОГО СТИХОВ…

Взвешиваю каждое слово,
словно не осталось их вовсе,
словно за прощальным уловом
невод свой забросила в осень,

словно, листопады листая,
только им пытаюсь я вторить,
чтобы стихотворную  стаю
не сгубить в реторте риторик.

Чтобы не личиной, а ликом
суть моя  в словах проступала,
ну а жизнь – в стихах,
поелику,
всё большое кроется в малом.

Ведь  перед людьми, как пред Б-гом,
не солгать – да не отмолчаться…
А стихов и нужно немного:
для души,
для Света,
для счастья…

 

МИГ ДО РАССВЕТА

Миг до рассвета?
Он всего темней,
темнее самой непроглядной ночи.
Я по росе… За мною шлейф теней.
А может это тени одиночеств,
Что застят свет…
От них не скрыться мне.

Миг до рассвета
С вечностью сравним,
В клепсидре капля видно задремала;
Мне тесно в нём.
Мне ненадёжно с ним.
Я миг считать привыкла чем-то малым,
А он сразил величием своим.

В миг до рассвета
уместилась жизнь.
Как оказалось, умирать не страшно…
Страшнее будучи живым – не жить.
Но восходящим солнцем мир окрашен,
И чей-то голос шепчет мне: держись…

 

СЛОВО – МОЁ ЛОГОВО

Тяжкий крест ли, данность Божья ли,
добровольная аскеза ли…
то бессонницей тревожили,
то забвеньем вены резали….

Слово, Слово моё логово,
в нём зализываю раны я,
Как известно, Б-гу – Б-гово,
а поэту – участь странную.

Избавленье ли, проклятье ли
крест изгойством коронованных,
не страшись, поэт, распятия, –
не минует всё одно оно…

Дверь захлопнуть – дело верное.
От окна бы кто помиловал…
Но парит поэт над скверною,
наделённый древней силою.

Оставляю Б-гу – Б-гово,
принимаю участь странную…
Не касайтесь только логова –
в нём зализываю раны я…

 

НЕ УМНОЖАЯ ГРУСТЬ…

Люблю…
И, видит Б-г, – любима,
но жизнь безропотно стекла
в невозмутимые глубины
венецианского стекла.
Давно не требую ответа,
не задаю вопросы им…
Молчу…
Пусть странствуют по свету
две книги первые мои.
В каких краях – не всё равно ли,
кому – милы, кому – плохи,
написанные прежней мною,
чужие странствуют стихи.
И если, кто их постигает,
меня пытается постичь,
не обольщайтесь – я другая,
не огорчайтесь – я другая,
и прежней нет меня…
почти…
И мил земной простор и тесен,
все сны о млечных виражах…
Я не пою весёлых песен,
а грусть устала умножать.

ЖУРАВЛИНОЕ

Что в нас журавлиного, друг мой?
Почему манит нас берег дальний?
Тесен ли уклад патриархальный,
Холодно ль в провинциях зимой…

Может, журавлиные сердца
жаждут перелётов-переездов…
Но весною, в городок уездный,
где вскипает зелень у крыльца

души журавлиные спешат,
подлечить открывшиеся раны,
в домик, где цветущею геранью
горницу любили украшать.

Оттого и тянет по весне
к этим перелётам-переездам,
в милый сердцу, городок уездный,
в дом, где журавельник на окне.

___________________________________
geranos – журавль с греческого
Второе название герани – журавельник

***

Как ты живёшь…

Как ты живёшь?
По утрам, как обычно, – кофе покрепче.
Не потому, что хотелось – привычка.
Просто, так легче.

Как ты живёшь?
До работы от дома две остановки,
А в выходной не проведать знакомых
Как-то неловко…

Как ты живёшь,
Ангел мой сероглазый,
Ангел печальный,
Знаешь, мне жаль
Что с тобою ни разу
Мы не встречались.

Как ты живёшь без меня,
Расскажи мне.
Впрочем, – я знаю.
Ведь, как и ты, суету эту жизнью
Я называю.

***

Стихи о подлИнной правде

Вырастаю из ранних стихов,
как из детских пелёнок,
как печаль вырастает из сумрака белых ночей;
и всё глуше влюблённостей хор,
где мой голос так тонок,
и зима – холодней,
и отчаянье всё горячей.

Мне давно уже тесно в стихах,
где пронзительна нежность,
но душа нетерпима, как прежде, ко всякому злу.
Прихожу в эту жизнь
и преодолеваю рубеж, но
не могу обучиться простому её ремеслу.

Как и прежде, иду напролом,
прямиком – по сугробам,
как и прежде, в осеннюю пору светло и легко,
только вот маловаты стихи,
словно детская обувь,
и опять всё с нуля начинать
и опять – босиком.

Я из прожитых дней вырастаю…
Податливой глиной
мне казались слова, что росли под рукою моей.
Но не подлинной правдой
стихи обернулись –
подлИнной; –
чем их легче читать – тем рождались они тяжелей….

___________________________ 

ПодлИнная  правда – правда полученная под  лином (лин, подлинник – орудие палача) – под пытками.

***

Старые дома

                                         Сыну…

Дом замерзает…
Грей – не грей, –
безрадостны глазницы-окна;
и тополь – старый бриарей
стучится в них рукою мокрой…
Ему бедняге, невдомёк,
что и у дома есть свой срок.

Как быстро детские шаги
считали лестничные марши,
и яблочные пироги
напоминали: на год старше
ты стал. А средство от тревог
всё то же – бабушкин пирог…

И печь каминная хранит,
запрятав в изразцовых сотах,
мои безоблачные дни –
твои начальные высоты….
Ты покоришь немало их –
дай Б-г, чтоб основной достиг…

Идёшь легко… глядишь – светло,
и со двора кричишь:  « пока» мне;
не забывай, бросая камни,
что собирать их тяжело…
а если бросил – не беги –
накроют с головой круги…

И будет падать мокрый снег
в озябшие ладони улиц,
о снах напоминая мне,
о днях далёких,
о весне,
которая с тобой вернулась…
Тепло… Сиротская зима…
Но мёрзнут старые дома…

 

***

                                       ( читая Николоза Бараташвили)
солнце закатную выплавит медь
сиреневый вечер
прильнёт к раме
сон перепутав с явью
болеть
о неслучившемся  станет память
крылья расправит книга в руке
вздохнёт
легендами лет давних
лязганье сбруи невдалеке…
заслышав
распахиваю ставни
прошлое – залпом
в глотке одном
границы пространств и времён грани
мансарды Монмартра
моё окно
Иверия
звёздный дождь
Ме-ра-ни
…сказка не менее чем параллель
реальность
плывущая рядом с нами
зов уходящих в туман аллей
полночь
полёт
Мерани…

 

***

          Мартовское……

Эти мартовские привычки,
a cappella весны окрест,
обострили повадки птичьи
и синдром перемены мест.

Эти шумные птичьи стаи
вновь кричат, что пора в полёт.
Это значит, что начал таять
безысходности чёрный лёд.

Это весело засияло,
сбросив  мартовский рыхлый снег,
крыш лоскутное одеяло,
прихорашиваясь к весне.

Это значит, что дом мой – небо.
Всё земное – ненужный груз.
Исключенье – лишь запах хлеба
да воды родниковой вкус.

Эти мартовские привычки:
на лету всё да на бегу…
И следы суетливой птички,
как апокрифы на снегу.

 

***
Одесса. Солнечное затмение. 15.01. 2010.
( у зеркала…)

одиннадцать минут…
чётки Бейли
рассыпались по
лунному лимбу
через десятки лет
рвусь к тебе я
в январь
где мы
так много смогли бы
не долететь к тебе – не доехать
на «перекладных снах» добираюсь
смеёшься ты
а здесь – не до смеха
электорат вождя выбирает
шуты да смерды зело радеют
в предвыборной зайдясь паранойе
в какой стране?
ты волнуешься – где я?
ты называешь это страною?
я как и прежде
в доме старом
на улице
что рядом с Каретным
я от «сегодня» давно устала
я во «вчера» хочу –
по секрету…
ты полагаешь –
это знамение?
ты говоришь –
предсказано в книжках?
трудно дышать…
затянулось затмение
одиннадцать минут –
это слишком…
так значит не зря
рвусь к тебе я
в январь
где мы
так много смогли бы…
одиннадцать минут
чётки Бейли
рассыпались по лунному лимбу…

______________________________
Чётки Бейли — оптический эффект, последовательность ярких пятен вдоль лунного лимба, возникающих, когда солнечный диск почти полностью скрыт лунным, но всё же проглядывается между лунными горами. Явление получило название в честь английского астронома Фрэнсиса Бейли

***

Поцелуй Смерти
(ассоциации)

Из ветхой картонки случайно выпал
обрывок старинного дагерротипа.
И воздух сгустился…
И время встало…

опалово утро и день опалов,
поскрипывают настилы палуб…
а где-то, в уключинах, вёсла-крылья
покрыты опаловой влажной пылью…
оконный портал в полотно Сезанна,
где флигель соседский – фамильный замок,
опаловый Город – Пьеро печальный –
тревожится – лодка вот-вот отчалит…
земное-земному, –
но в этой схватке
есть шанс воспарить и освободиться;
уста онемели – на сердце сладко,
опалово утро сквозь ночь струится…
по выбеленным луной гобеленам
бульваров и улиц и скверов – ало
рассвет пробивается нитью ленно…
опалово утро и мир опалов…

Вдыхаю… у ладана запах тонкий.
Обрывок бросаю на дно картонки…
ни громко, ни всуе о Ней не пристало…
Она не целует кого попало…

***

Поэтам ко Дню поэзии…

Не примеряла одежды поэта,
просто, однажды плутовке-судьбе
вдруг побродить захотелось по свету,
вдоволь вкусив от лишений и бед.

И – босоногая, в платьице тонком,
мерой земной отмеряя свой срок,
шла я, а вслед мне смеялась плутовка:
«Как тебе мой, горемыка, урок?!»

Шла через подлость и через наветы,
через зыбучую, вязкую лесть…
Этими тропами ходят поэты,
если случайно задержатся здесь.

Ходят в предчувствии светлого мига,
каждое слово лелея в строке,
чтобы плясало в ней шалую джигу
рыжее солнце на белом песке.

Дальше, как водится:  руки – синице
и журавлиному клину – душа…
Не надоело в поэты рядиться?
Вдруг да услышится…
Не искушай!

***

Лечу  в Тарусе грусть
живой водой Таруски;,
мне дорог этот вкус
с родной горчинкой русской.
Лечу Тарусой грусть,
Но, видно, зря стараюсь –
Взгрустнулось – ну и пусть, –
СудЕб не выбирают.

Скитаюсь над рекой,
где  спит Певец Скитаний;,
и трогаю рукой
заиндевелый Камень;,
И грею поутру
озябшую рябину,
и радуюсь, что грусть
Моя неизлечима.

Лечу Тарусой грусть –
Святой горчинкой русской
И спорить не берусь,
что грусть не лечат грустью.
Но кто бы ни спросил:
нарочно ли, судьба ли? –
отвечу: на Руси
клин клином вышибают.

; Таруска – река в Калужской обл.
; Могила Константина Паустовского находится в Тарусе
; Камень с надписью «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева»

***

                     и дольше века длится день….
                               Борис Пастернак

Укутываю пыльным фетром
фарфоровую хрупкость дней,
наполненную тихим ветром
и силуэтами теней.
Наполненную дальним светом,
в котором мил любой пустяк…
я, Века канувшего в лету,
осиротевшее дитя.
Урбанистический приёмыш,
хранящий душу под замком,
по осени до окоёма,
во сне летящий босиком,
до старой дедовской усадьбы,
где пленница одним живёт:
не просыпаться бы… писать бы
и дни и ночи напролёт…
И, согреваясь у камина,
смотреть на падающий снег,
предчувствуя, что будет длинным
грядущий день, как прошлый век.

***

Вересень, я в тебе гостья ли?
Стёрта меж нами межа
русской глубинки погостами,
где мои предки лежат.

Вересень, – росы да россыпи,
капля медовых чернил,
и осознание взрослости
в колкости мокрой стерни.

Вересень – время антоновки,-
замерла, жёлто светясь;
тянется ниточкой тоненькой
дух её – с родиной связь.

Вереск цветёт. Равноденствие….
Призрак мечты, что сбылась:
Дом… опустевшая детская…
да у крыльца коновязь…

В памяти наше спасение;
Помнят! -( не жди, вороньё…)
Здешние ветры осенние
древнее имя моё.

_____________________________

Вересень (рюин) – старославянское название месяца сентябрь, сохранившееся в современном украинском языке. Время цветения вереска –отсюда и название месяца

   

      Не привыкай…..

Не привыкай ко мне. Привычка
слывёт нежнейшей из убийц.
Я стану калькой дней обычных,
обыденности пригубив.

Я стану тайной пыльных комнат,
венчальным обернусь кольцом…
оставь грядущим Незнакомкам
мои глаза…. моё лицо…

Не привыкай ко мне. Мы – Боги.
Нам предначертаны века.
Для нас расстелены дороги
не на Земле – на облаках.

Пускай, мои объятья скомкав,
в чужих утешишься. Пускай…
Оставь мне участь Незнакомки…
Не погуби… не привыкай…

         ТЕБЕ…

И даже те мои стихи,
которые на вкус горчат,
которые, как вздох, тихи
звучат у твоего плеча,
дрожат у твоего виска
так беззащитны, так нежны,
что ни тревога, ни тоска
тебя коснуться не должны…

И даже те мои стихи,
которые не о тебе,
теплом живительным, сухим
согреют в нежилой избе…
Которые… счастливой мной
сто зим назад, давным-давно,
в иных мирах, рукой иной
тебе писались всё равно….

Мой шёпот утонет в глазах твоих,
изгнав из глубин память,
и будет синеть, расцветая в них,
минувшее васильками.

Мой шёпот отдаст тебе  давность дня,
где не наступал вечер,
как дань иль как данность, вернёт меня,
а коль не вернёт – излечит.

Мой шёпот коснётся твоих волос –
тебе почудится ветер….
И не отболело и .. не сбылось,
и не суждено ответить

зачем, к твоему склоняясь плечу,
уста опалив до боли,
я древнее Слово тебе шепчу,
отравленная любовью.

Исцеление Словом

Память затворницу-душу вгоняет в озноб.
В реку Забвения падая снова и снова,
мёрзнет душа и согреться пытается Словом,
Не совладая с открывшейся раной сквозной.

Сердце, рванувшись вослед за озябшей душой,
не успевает: вот-вот разорваться готово…
Систола или диастола – только бы Слово,
Слово на рану сквозную ложилось как шов.

Стихнет озноб. Отогреется горе-душа, –
раны душевные Словом врачуют издревле.
Память, уютным клубочком свернувшись, задремлет….
до пробуждения вдох… или выдох…иль шаг…

One Response to “ЛЮДМИЛА ШАРГА ● МИГ ДО РАССВЕТА ● СТИХИ”

1. Рута Марьяш says:

   January 9, 2011 at 5:09 pm

   Это – свой, особый, уникальный Мир Жемчужины Причерноморья!

   Reply