ИРИНА ДУБРОВСКАЯ ● СРЕДИ МИРОВ ● СТИХИ
Порывы чувств, великих и случайных, –
Черты миров, в которые уйдем.
Будь страстным, сердце, реже будь печальным,
И этот мир отметь своим трудом.
Гори смелей, а коль устанешь, сникни –
На время лишь, как поздняя листва.
С зимой смирись и подо льдом не пикни,
Но лед сойдет – и ты вступай в права.
Вновь заправляй делами и речами
И побеждай, и властвуй, и твори,
Проникнув в мир тончайшими лучами
Бессмертной и всевидящей зари.
2
Все многоцветней белый свет,
Когда, как радуга, по кругу
Парад свершается планет,
Не походящих друг на друга.
И этот странный хоровод
Великой тайною тревожит.
Все суета и все пройдет?
О да, лишь жизнь пройти не может.
3
«Откуда я?» – немой вопрос.
Он взор зажег огнем тревожным.
Я не прельщусь ответом сложным,
Но плох и тот, что слишком прост.
Откуда я? Где тот родник,
Что источает жизни муку?
Миров неведомых огни
Не зря сопутствуют разлукам.
Не зря разгадка так близка
В часы, объятые тревогой,
Когда душа взывает к Богу
И так от тела далека.
4
Среди миров душа жива:
Едва увянув, вновь распустится,
Пока плетет судьба-искусница
Свои чудные кружева.
И, остро жизнью заболев,
Пойдет тихонько вдоль обочины.
Пускай в середке пляшут прочие,
Она ж томится на земле.
Так, в шумной пляске не участвуя
И к Богу выйдя без помех,
Она средь общих – дело частное
И найважнейшее из всех.
И то, что ей сегодня хочется,
То будет завтра позади.
Так, вырастая, вдаль глядит,
Сама судьбы своей пророчица.
Но где же стол ее, где дом?
Что ей враги и что радетели?
Она отвергнет и содом
И рай, кишащий добродетелью.
И, от скитания устав,
Рассыплет бисер откровения.
Но выйдет все обыкновеннее
И мещанин распнет Христа.
И только ширь одна бескрайняя
Ее цветам – и свет, и сад,
Пока миры, сверкая гранями,
Над жизнью бренною летят.
Отблески
1
Мне в жизни весело и грустно,
Все вижу в отблеске ином:
И упования и чувства,
И день текущий за окном.
Любой изгиб моей дороги
Мне с неизбежностью несет
Души зловещие тревоги
И духа сладостный полет.
Не предсказать и не измерить,
Где выйдет свет, где ляжет тень.
Но в то чудесное поверить,
В круговорот войти страстей
И захлебнуться безнадежно,
И трепетать, идя на дно,
Где мир и яростный и нежный,
Где жить так больно и смешно…
2
О любимый, заметь на снегу
Отблеск жизни моей неумелой!
Отогрей меня, я не могу
На ветру пропадать то и дело.
Доберись, дотянись до меня,
Этот тягостный круг разрывая,
И найдешь еще столько огня,
Сколько вместит душа мировая.
3
Не носи меня, земля,
Не держи на шаре огненном!
Отпусти меня в поля,
Что над крышами, над окнами!
Что над шапками дерев,
Над бедою и проклятием,
Что, как встану на заре,
Призовут меня в объятия.
4
И ветрено и неуютно,
И тает в тумане звезда.
Все так мимолетно, минутно,
Что отблески видятся смутно.
Лишь волн нарастает гряда,
И зябкому взору Селены
Ответствует времени шум.
О жизнь, не песок ты, так пена!
Чуждаюсь одежд твоих бренных
И родину в сердце ношу.
* * *
Не знает выхода печаль,
Опоры нет – все слишком зыбко.
И душат слезы по ночам,
Что днем скрывались за улыбкой.
Так протекает день за днем,
Явив медлительность и спешку.
«Мы никогда не отдохнем», –
Сквозит за горькою усмешкой.
Глядишь, назавтра собран гроб,
А в нем – знакомое обличье:
Черты разгладились и в срок
Оделись в скорбное величье.
И так всегда: не знаешь сам,
Куда идешь, когда прибудешь.
Лишь повседневность по часам
Проходит так, что не осудишь.
В ее движеньях страсти нет
И нет античного накала,
Но монотонный этот бред,
Как призрак с мертвенным оскалом.
За ним – вся жизнь и весь исход,
И все несбывшиеся взлеты.
Но бредим мы за годом год
И не умнеем ни на йоту.
* * *
Слышишь, как исходит век?
Счета нет кровавым каплям.
О, мой близкий человек,
Слышишь дальние раскаты
Очистительной грозы?
Что-то давит, что-то блещет
Там, где самые азы
Нашей жизни, полной трещин
И разломов, и высот,
Что еще не взяты нами…
Слышишь, там, меж облаками,
Эхо дальних голосов?
Грозовой уж близок час.
Только вот за просветленье
Что хотят они от нас –
Покаянья? Искупленья?
Камень
Когда устанем мы карабкаться и лезть,
И что-то дрогнет в нас, и взгляд переиначит,
Мы вспомним заново, что жизнь и в камне есть:
Подумать только – дышит камень, камень плачет!
Поговорим о нем, лежащем сотни лет
И совершенно чуждом всяческого рвенья.
Ему везет, ведь он свободен от сует.
Для нас, издерганных, он – камень преткновенья.
Все в нас, надменных покорителях пространств,
Ничтожных смертниках пред ликом Вечной Тайны,
С живой природою – убийственный контраст:
Все в нас обыденно, все в ней – необычайно.
Все в нас чревато разрушеньем и войной,
Всему Творению мы стали антитезой.
Метет зима, уже чреватая весной,
И нота до звучит в преддверье до диеза.
О, как вписаться нам в священный этот рост
И, прикоснувшись к камню как к первоистоку,
Родиться заново, взойти на вечный мост
Меж океаном и песчинкой одинокой?..
Во тьме блуждающий, послушай имярек!
Когда беседу о людском затеешь роде,
Не говори, что стал как камень человек, –
Тому, чем стал он, нет названия в природе.
Буря
Более суток природа металась,
Ветер, взбесившись, устроил облаву.
Более суток я выйти боялась
И из окна наблюдала расправу
Над деревцом, что росло безмятежно
Около дома: ветвями качая,
Было оно так застенчиво-нежно,
Так трепетало, весны ожидая,
Как перед свадьбой трепещет невеста.
Но не набухнут упругие почки:
Вырвано с корнем, за что – неизвестно.
Ветки разбросаны, острые кочки
Рядом торчат, как могильные знаки.
Лютая буря подобна охоте
Или жестокой бессмысленной драке:
Снова птенца подстрелили на взлете…
Стонет Земля безутешною птицей,
Терпит, скорбя, череду потрясений.
Лишь человек, не желая смириться,
Бьется в ловушке и ищет спасенья.
День начинается
День начинается радостной звонницей:
После любви или после бессонницы,
После томлений и слез мимолетных
День загорается, как на полотнах
Первые блики грядущих шедевров.
День пробирается в клетки и в нервы
И тормошит еще сонную душу,
И говорит:
– Просыпайся и слушай!
Каждую ноту и каждое эхо.
Муку страданья и радугу смеха
Не пропусти, не замкнись в одиночку.
Чтоб не увяла от засухи строчка,
Свежею влагой проснувшейся жизни
Сад свой, побитый невзгодами, сбрызни!
Видишь, из мрака, созвучно с природой,
Солнце встает – и уходят невзгоды.
* * *
Мой сын, меня нещадно теребя,
Взахлеб твердит о боксе и футболе;
О драке также, что случилась в школе,
И о каком-то «суперском» приколе.
Я слушаю, прикольщика любя,
И верю в правоту его вихров,
Таких смешных, упрямых и бесценных,
Как в жизнь саму, как в таинство миров,
И все едино мне, и все – священно.
И самый горький час вдруг станет мил,
Когда он освящен раскатом звонким.
И знаю я, что вечен этот мир,
Пока в нем слышен чистый смех ребенка.
* * *
Какими б ни были мы разными
В пространстве маленькой планеты,
А все ж под зорями прекрасными
Роднят нас общие приметы.
Смеемся, ссоримся, печалимся,
На разных крутимся подмостках.
Но все когда-нибудь встречаемся
На неизменных перекрестках.
У перекрестков тех названия
Просты как день и всем знакомы.
(Быть может, это мироздания
Несокрушимые законы?)
Не сочиненные – природные,
Как наши радости и муки:
Рожденье, смерть, беда народная
И песни трепетные звуки.
* * *
Ты пророком меня не зови,
Мне присущи все слабости пола.
И хочу я обычной любви,
А не авторства вещих глаголов.
Не в тумане возвышенных фраз
Вижу я высочайшую правду,
А в сиянье возлюбленных глаз,
В тихой нежности, чуждой парада.
В том, что ясно как голос и жест:
Ощутимой становится Вечность
Там, где есть простота и сердечность,
А не холод абстрактных божеств.
И еще мне понятно как день,
Что важнее высоких пророчеств
Быть теплом для уставших людей
И приютом для их одиночеств.
Так не будем же воду мутить,
Ждать пророков, чудес и пришествий.
Будем больше друг друга любить,
Чтоб одно лишь познать в совершенстве:
Наш по ветру развеется прах,
Наши души умолкнут навеки,
Если, Бога любя в небесах,
Не заметим Его в человеке.
* * *
Не править, не славить, не петь,
Не думать о счастье и горе, –
Я просто хочу посидеть
Под вечер у самого моря.
Пока будут чайки кричать,
Шуметь и кормиться проворно,
Я рядом хочу помолчать,
Послушать, как шепчутся волны,
Почувствовать близость небес –
Прозрачных, грозою умытых,
И, сбросив свой будничный вес,
Очнуться у врат приоткрытых
И с просьбою броситься к ним:
– Прими меня, райская пристань!
Не духом святым, не туристом,
А вечным скитальцем земным.
* * *
Ты время выбери любое:
Хоть век, хоть миг останови,
Всегда мы заняты собою,
Но друг от друга ждем любви.
И в спешке жизненного бега,
В порыве чувств, в размахе крыл
Свое измученное эго
Лелея из последних сил,
Мы так хотим к себе участья,
Что это худшее несчастье,
Когда, неслышима никем,
Кричит душа: кому повем?
* * *
Молод ты или в дыму седин –
Жизни темна струя.
Так и живешь – один на один
С тайною бытия.
Так и гадаешь – куда, к чему
День ото дня идешь.
Так и уходишь – на свет? во тьму? –
Только уйдя, поймешь.
* * *
Рождение и смерть, начало и конец,
Болезненный разлад и жажда примиренья…
Как вынести в себе все то, что дал Творец,
Все то, что Он смешал в минуту сотворенья?
Как выдержать душе тот водопад страстей,
Что нас несет с горы, слепя грядущим светом?
Как одолеть сей путь и не забыть при этом,
Что он, ей-богу же, не худший из путей?

Об Авторе: Ирина Дубровская
Ирина Дубровская, поэтесса, член Южнорусского СП и Союза писателей России. Родилась в Одессе, закончила ОГУ, филологический факультет. Первый сборник стихотворений "Под знаком стихии" вышел в свет в 1992 в издательстве "Постскриптум". В 1996 появился второй сборник "Страна души" ("Астропринт", Одесса), а через год был опубликован третий сборник "Круги жизни" ("Оптимум", Одесса, 1997). В 1997 году принята в Союз писателей России. Последующие сборники: "Песни Конца и Начала" ("Оптимум", 2000), "Постигая любовь" ("Оптимум", 2002), "Преображение" ("Принт Мастер", Одесса, 2004), "Право голоса" ("Принт Мастер", 2006) и "День за днем" ("Принт Мастер", 2009).
Горжусь Одессой, когда в ней столько поэзии и есть такие поэты!
– Только златые трубы,
Только сухие губы,
Шепчущие стихи…
Благодарю за внимание и прочтение!