С Ильёй Исааковичем я познакомилась лет двадцать назад на рождественском вечере в кафе” Вечерняя Одесса”. Он сидел за соседним столиком со своей женой – худенькой, невысокой, кареглазой женщиной и к ним в конце вечера меня подвёл знакомый. “Вам ведь по дороге?” – спросил он и познакомил нас. Мы ехали втроём в троллейбусе и общались, и меня сразу очаровали эти два старика, совсем непохожие на стариков. Интеллигентные, милые, они пригласили меня в гости, а Ольга Владимировна (так звали жену Ильи Исааковича) вызвалась учиться у меня английскому языку.
Я тогда читала книгу о Лао Цзы и мне показалось, что я наконец-то повстречала Лао Цзы и в жизни. И, действительно, Илья Исаакович так напоминал “старого ребенка”, мудреца, в котором слились воедино все возрасты, в котором взросление и старение не убили живого, детского восприятия, остроты чувств, нежности, доверчивости, задора. Его большие голубые глаза были немного грустными, но по-детски распахнутыми этому миру, словно, не смотря на все невзгоды, не переставали удивляться чудесам.
Мы стали общаться. Я приходила к Илье Исааковичу и делилась своими проблемами, рассказывала о себе, а потом мы читали друг другу стихи. Все его советы не были наставлением ментора, который знает, как лучше. Это были всегда советы неожиданные, глубокие, но которые помогали мне взглянуть на жизнь неоднозначно, открывались иные измерения, мир не хотел вмещаться в формулы, быть плоским и одномерным. Нежелание вписываться в те рамки, которые часто так жёстко и немилосердно ставит социум, – вот то, что особенно отличало Илью Исааковича. Надо было расширять свои границы, расти. Этому и учил Илья Исаакович. Учил меня. Учил детей, которым преподавал литературу в Грековском училище. Жажда развития жила и в его стихах. Он преподавал в философском клубе “Итака”, который создал в маленьком подвальчике на Пушкинской, где размещалось ОМК – объединение молодежных клубов, давшее приют многим бардам, поэтам, художникам, творческим людям. Там происходило много замечательных встреч и открытий.
Илья Исаакович вел клуб всегда необычайно увлекательно и интересно, создавал особое пространство, где говорил не он один, где все пытались услышать друг друга, где все чему-то учились, и он в том числе.
И снова поднималась та же тема – как себя не утратить в этом мире, как остаться живым, творческим, юным, когда вокруг пытаются править бал жёсткие законы, когда люди стремятся выжить и вдруг забывают жить. Забывают, как смотреть на облака, деревья, дорогие лица, смотреть, как будто увидев этот мир впервые и пытаясь постичь его тайну. А это ведь страшно… Это действительно страшно – утратить ту детскую часть в себе, наличие которой делает мир таким живым, подлинным, родным, утратить детскую доверчивость бытию.
Илья Исаакович писал и говорил об этом всегда. Он был похож не только на Лао Цзы, но и на Питера Пэна, мальчика, не захотевшего взрослеть и собравшего вокруг себя не взрослеющих сорванцов. Ведь именно взрослые, солидные люди почему-то становятся мелочными, жадными, затевают войны, играют в жестокие и глупые игры. А Питер Пэн остаётся ребенком. Он не вписывается в мир взрослых, этот мир отторгает его, делает ему больно. И поэтому глаза Ильи Исааковича были часто грустными. Он переживал периоды депрессии. Он страдал от того, что его собственный сын Карл сидел в тюрьме. Потом заболела Ольга Владимировна. А потом и Карл, и Ольга Владимировна ушли из жизни.
А Илья Исаакович все смотрел и смотрел на этот мир широко распахнутыми глазами. И писал.
В одном из интервью журналистка спросила у Ильи Исааковича: “Вам стихи помогают или мешают?” Илья Исаакович засмеялся: “Конечно, мешают…” Но глаза его сказали серьезно и искренне: ” Помогают…”
Потом появилась Ася – нежная, добрая девушка, которую он полюбил и которая стала его второй женой. Я думаю, Ася спасла Илью Исааковича от одиночества и озарила его жизнь новым светом, влила новые силы в сердце.
Одиночество в жизни поэта… Частое ли это явление? Ведь так редко можно встретить действительно родственную душу или тех, кому нужны твои стихи.
Статистика утверждает, что читающих стихи очень малый процент. Так для чего и для кого пишет поэт? Если задуматься, прежде всего для себя. Ему очень важно найти тот единственный угол зрения, ту соотнесенность с миром, которая даст ему право сказать: “Я есть…” Ему нужно изо дня в день учиться смотреть на природу, людей, события тем особенным зрением, которое стирает с предметов и событий пыль повседневности, даёт глубину и простор чувствам, открывает то окно, без которого ни один дом не устоит. Но с бытом у поэта бывают ссоры. Не всегда поэт понят. Не всегда нужен.
Порою очень неудобен. Это понимал Илья Исаакович. Хорошо, что ему было с кем делиться своими стихами. Ведь если есть чудо, им хочется поделиться. Илья Исаакович делился. Он говорил о своих студентах: “Я их всё-таки приручил…”
Я недавно прослушивала видеозапись лекции Ильи Исааковича в Грековском училище. Речь шла о “Скучной истории” Чехова. Илья Исаакович увлекательно рассказывал, но вдруг почувствовал, что слушают его не все. Кто-то во время его проникновенного, страстного рассказа занимался своими делами. И он задал студентам вопрос: “Может, мне перестать к вам ходить, бросить все? Но все же есть два-три человека, которые слушают. Ради них я сюда и прихожу”.
А ведь это не так уж мало… Два-три человека, которым нужны Чехов, Толстой, Ремарк. Потерянное поколение? Может, все-таки, не совсем потерянное. Всегда есть надежда. Я, если честно, в последние годы мало встречалась с Ильёй Исааковичем. Закружили свои проблемы, свои дела… Потом началась война, Илья Исаакович с Асей уехали в Израиль и там он ушел.
Но остались стихи, осталось чудо, называемое стихами, и кто его разберёт, откуда они берутся у поэтов… Может, правда, вдыхаются? Ведь если не дышать, мы можем задохнуться. А ведь люди дышат не только кислородом, они дышат тем странным, вечно удивительным воздухом, что льется откуда-то свыше, который диктует поэтам слова, рифмы, диктует им образы и учит их смотреть на этот мир и не терять своего лица.
Нет, нужно было вправду замерзать,
ронять на землю слёзы ледяные,
чтобы мольбу деревьев понимать,
чтобы увидеть солнце, как впервые.
А если не в тебе весны исток
и ты к её рожденью непричастен, –
не увлекает бытия восторг,
и счастье, что вокруг – чужое счастье.
Весна – в окне открывшийся пейзаж?
Но чуда нет и тайны. Где же тайна?
Случаен – ты, и жизнь твоя – случайна.
А что томит ещё – пустая блажь…
1.03.20.
Вот, оказывается, чего нам не хватает. И тогда “случаен ты и жизнь твоя случайна…”
А без тайны и чуда, действительно, этот мир может скатиться в тартарары. Но утешает одно, что есть среди нас люди, которые глядят на этот мир чистыми, детскими глазами и ищут, бессонно ищут тот философский камень, который искали алхимики, тот Грааль, ради которого рыцари пускались в путь, ту тайну, которою, если присмотреться, мир держится.
Спасибо Илье Исааковичу. Спасибо, что среди нас ходил поэт, который не соглашался мириться с пошлостью и враньём, который хотел быть искренним и живым, к которому тянулись мальчики и девочки, вытаскиваемые им откуда-то из дебрей виртуальной реальности, чтобы услышать о Чехове, Блоке, Достоевском. Спасибо Поэту.
RSS
Comments (0) 
Выпусти из клюва этот день, 
