Стрелою Амура контужен,
С весенним либидо в крови,
Пришел я к подруге на ужин
В предчувствии таинств любви.

И, нервно «Мартини» глотая,
Впадал я в любовный озноб.
А ты, ни на миг не смолкая,
Шекспира читала взахлеб.

Давно уже ночь наступила,
В окошках погасли огни.
А ты принялась за Эсхила,
Бодлера и прочих Парни.

Увяли мои хромосомы,
Уснули гормоны мои,
И, молча, ушел я из дома,
Твоей не дождавшись любви.

И все свои книжки наутро
Безжалостно сжег я в огне,
Оставив одну Камасутру —
Ее мне хватает вполне.

 

КАРТИНА «ЗАВТРАК НА ТРАВЕ»

Во Франции, в хваленой  загранице
Меня одна картина потрясла:
Два мужика в прикидах, а девица
Сидела, в чём мамаша родила.
Не трапеза, а похоти гримаса
И поруганье девичьей красы!
Я возмутился и, достав фломастер,
Дорисовал ей майку и трусы.
Будь жив Мане, сказал бы мне спасибо.
Но копы до похвал не снизошли:
Сломали челюсть, отобрали ксиву,
И в местную кутузку отвезли.
Сижу в СИЗО, режим не нарушаю,
Пишу посланья грустные жене —
И лишь одно бодрит и утешает,
Что я соавтор самого Мане.

 

*  *  *
Чтоб узнать природу ближе
И немного сбавить вес,
Я купил на рынке лыжи
И пошёл на зорьке в лес.
А, когда катился с горки,
Разбежались лыжи врозь
И свою мужскую гордость
Я сучком пробил насквозь.
Врач сказал: «Не плачь, сердешный,
Жить ты будешь, не стони.
Только, вот, с любовью грешной
Ты, пока, повремени».
Даже в горе есть отрада:
Не грущу я, видит Бог –
Прочитал всю Илиаду
И Басё осилить смог.
А, когда гормон вскипает,
И бушует май в крови,
Я жене стихи читаю
О возвышенной любви.

 

*  *  *
Увы, проходит жизнь земная,
В постели ты уже не тот:
То челюсть вылетит вставная,
То глаз стеклянный упадет.

А за окошком зяблик свищет,
И распевают соловьи.
А он, бедняга, глаз свой ищет,
Ему уже не до любви.

Амур, негодник, бьет не целясь,
Но, если любишь, потерпи:
Спрячь в портмоне вставную челюсть,
А глаз липучкой закрепи.

И с милой на любовном ложе
Туши светильник, старина,
Чтоб от твоей кошмарной рожи
Не окочурилась она.

 

*  *  *
Сидел в театре я, скучая.
На что потратил я бабло?
То «тень отца» права качает,
То гонит принц своё фуфло.
Я весь спектакль стучал ногами,
Своё, высказывая «фэ».
А ночью мне приснился Гамлет,
Он был изрядно подшофе.
И, наградив сивушным духом,
Спросил он, бледный с бодуна:
— Коль ждёт нас всех с косой старуха,
Зачем нам, грешным жизнь дана?
Ну, доканал алкаш-философ!
И, что ни слово, то не в масть.
И, ошалевший от вопросов,
Послал его я в Бога-мать.
Тут стража мне скрутила руки
И Розенкранц, каков подлец!
Шмальнул в живот мне из базуки,
И я проснулся, наконец.
А вечером пришёл братуха,
И по фиг нам с косой старуха—
Жизнь не напрасна и остра,
Когда есть хлеб и бормотуха
И можно квасить до утра.

 

*  *  *
Петров под окном над картиной работал:
«По Африке знойной бредут бегемоты».

Но сверху сосед опрокинул белила
И всех бегемотов, как снегом накрыло.

Петров не смутился, и буркнув: «Угу»
Он холст подписал «Бегемоты в пургу».

 

*  *  *
Творец гоним и чернью и властями,
При жизни не дождется он похвал.
Я с детства шевелить умел ушами,
Но мой талант никто не признавал.
Ворчит жена,
Ругается начальник,
И крутит пальцем, типа я того.
Я не сдаюсь, и днями и ночами
Шлифую неустанно мастерство.
И Пушкину творить и жить мешали,
Здесь наши биографии сплелись:
Он был поэт, я шевелю ушами
И это сходство поднимает ввысь.
Я, как и он, свою страну прославлю —
Быстрее всех ушами  я кручу.
Еще чуть-чуть вращения прибавлю
И к высям горним птицею взлечу.
И, разрезая головою тучи,
Я Божий Глас услышу в небесах:
— Хвала тебе за твой талант могучий,
Ты жил не зря, летящий на ушах.

 

*  *  *
Поэт, собрат мой малохольный,
Не думай ночи напролёт
Над сложной рифмой
и глагольной —
Была бы мысль,
и стих пойдет.
Но, коль мозги твои прокисли,
Не  бейся в стенку головой.
Пиши без рифмы и без мыслей,
Бумага стерпит —
не впервой.

 

*  *  *
Где только я не спал по пьяни:
В тарелках с яблочным пюре,
Храпел в заморском пармезане,
И даже в паюсной икре.
Я пил в кафе и на пленэре,
И спал в канавах без затей,
И на моём дурном примере
Учили матери детей.
Пусть я не нажил миллионов —
Не бесполезна жизнь моя.
Ведь сколько будущих Платонов
И доморощенных Ньютонов
Я отвратил от пития?
Недаром жил я на планете,
Добра от ближних не тая —
Как хорошо, что есть на свете
Такие граждане как я!