Жить без любви нельзя на свете.
В тоске мои влачились дни.
И, вдруг, тебя я в парке встретил
С потертым томиком Парни.

А после в баре у вокзала
Мы пили джин под барбекю.
Но, выпив все, ты мне сказала:
— Уж больно низок твой  айкью.

Она ушла, а я печально
Жевал остатки барбекю.
И думал, что же означает
Нас разлучившее «айкью».

Но друг, он кончил восемь классов,
Открыл мне тайну этих слов:
— Айкью — козел из Гондураса,
Их там, как грязи, тех козлов.

И все нутро мое взалкало,
И, наконец-то, понял я
На что конкретно  намекала
Любовь последняя моя.

Погас костер, потухли свечи,
Сгорела страсть моя дотла.
И если вновь тебя я встречу,
Ты мне ответишь за козла.

 

*  *  *
У меня друзья, что надо,
При доходах и в чинах:
Генерал, звезда эстрады
И иранский падишах.

Отдыхать не удается,
Мы в заботах от и до —
То Делон на ланч припрётся,
То нагрянет Бельмондо.

На приемах и фуршетах
Сплошь, изысканный народ:
Принцы, маршалы, поэты —
Просто оторопь берет.

Я живу, как в сладкой дреме,
В праздник жизни вовлечен —
Хорошо сидеть в дурдоме
И не думать ни о чем.

 

*  *  *
Увы, прелестницы младые,
Что  воспаляли страсть мою,
Давно ушли в миры иные
И славят Господа в раю.

А те, кто живы, извините,
Напоминают мне оне
Не о прекрасной Нефертити,
А о грядущем судном дне.

Но нет о прошлом сожалений –
Постиг я суть иных вещей:
О вреде мяса и солений
И пользе тертых овощей.

Что вреден секс для организма,
И, вместо секса, грусть тая,
По вечерам мне ставит клизму
Голубка дряхлая моя.

 

*  *  *
Любовь, как лик ее прекрасен —
Отрада сердцу и уму.
Ах, как любил немой Герасим
Свою лохматую Муму.

Но в жизни все не так уж гладко,
Любовь сменяется тоской,
И бросил он свою лохматку
В пучину собственной рукой.

Рассказ печален — вывод ясен:
Любовь не вечна, видит Бог.
Не прав, конечно, был Герасим,
Но преподал он нам урок.

Когда ворчит жена родная,
Мне с ней ругаться ни к чему,
Я просто ей напоминаю
О грустной участи Муму.

И прекратятся сразу пренья,
И воцарятся в доме вновь:
И благодать, и просветленье,
И жизнь, и грезы, и любовь.

 

*  *  *
Июль, пора бесстыжая
Грешное бытие.
На речке дева рыжая
Купалась без бюстье.
Как Ева первозданная,
Не ведая стыда,
С каких небес, желанная
Спустилась ты сюда?

Любовь пришла непрошено,
Как молнии ожог.
И я позвал хорошую
К себе на файф-о-клок.

Зарделась вишня спелая,
Сказала: – Не могу.
Я тело своё белое
Для мужа берегу.

Я в этом деле строгая –
Пусть страсть тебя не жжёт.
Ну, разве грудь потрогаешь,
Но денежки вперёд.

Ах, времечко бесстыжее
Погряз в распутстве свет.
И я ушёл обиженный
Сказав блуднице: – Нет!

Таких конкретных девушек
В стране у нас – завал.
И всё же жаль, что денежек
Я в этот день не взял.

 

*   *  *
Я в музее холст увидел странный –
«Сон креолки», типа Пикассо:
Вместо глаз у тёлки два банана,
На причинном месте колесо.
Что художник думал, я не знаю,
Я б с такой не лёг бы и на спор.
Колесо, увы, не возбуждает –
Я же не свихнувшийся шофёр.
Но сказал экскурсовод патлатый:
– «Сюр» познать – не скушать пирожок.
Ты вглядись в картину непредвзято –
Прикоснёшься к вечности, дружок.
Этот холст я часто вспоминаю –
Доконал меня он, видит Бог.
И ночами снится мне Даная
С колесом шофёрским между ног.

 

*  *  *
Есть много мест необычайных,
И в каждом крае свой народ.
Но мне по нраву англичане,
Там Робин Гуд в лесу живет.

Он по ночам шерстит богатых,
И дарит бабки всем подряд.
И потому там все магнаты,
Любой бродяга там магнат.

Им служат негры за обедом,
Их не волнует что почем.
Я скоро в Англию поеду,
И тоже стану богачом.

Вот срок в колонии отбуду,
Осталось малость — восемь лет,
И сразу звякну Робин Гуду,
Пусть вышлет денег на билет.

 

*  *  *
Петров в огороде картошку копал,
Любуясь картиной заката.
Но тут на него незнакомец напал
И лоб припечатал лопатой.

Лечился он долго и нынче здоров.
Но стал заикаться немножко.
С тех пор не копает бедняга Петров
В чужих огородах картошку.

 

ГИППОПОТАМ И БЕГЕМОТ

Гиппопотама бегемот
Однажды повстречал.
— Вы кто? — спросил,
— Я бегемот, — гиппопотам сказал.
Тут возмутился бегемот:
— Кто ж я тогда такой?!
— А вы, — ему ответил тот,
— Гиппопотам простой.
Они уже который год
И здесь шумят и там —
Все не решат
Кто бегемот, а кто гиппопотам.