ДИАЛОГИ С ЖИЗНЬЮ

Сколько лет я пытаюсь вести диалоги с тобою…
Наказанье и дар мне – крутые твои виражи.
Ты не внемлешь. Бросаешь, как кость: наглодайся судьбою!
Я покорно грызу и боюсь, что ты вовсе сбежишь.
Что ж, пускай без тебя бытие будет вечным, без даты.
Вместе с плотью сгорят боль и страхи в прощальном огне.
Принимаю тебя целиком: от греха до расплаты.
До последнего вздоха, пока ты трепещешь во мне.
НА ВЕРШИНАХ БЛАГОРОДНОГО КНИГОИЗДАТЕЛЬСТВА
Телефон на траве под шезлонгом молчaл. Я мог бы сказать, благородно молчал. Он молчал и я молчал.… Зато пели птицы. Те самые птички Божии, которые не знают…
И вдруг, пугающе неожиданно раздался звонок. Ух, как он встрепенулся! Точнее, это я встрепенулся. А то, что я по своему поводу слегка иронизирую, это нормально. Русский человек все время так иронизирует, он наделен редким чувством самоиронии. Если угодно, автоиронии. Иностранцам это никогда не нравилось . Уже маркизу де Кюстину это не понравилось, а уж казалось бы, куда дальше -маркиз, гомолюб, неглупый наблюдатель, сын репрессированного…
Читать дальше 'БОРИС НОСИК ● ИЗ-ПОД ВИШНИ. ДЕНЬ ВТОРОЙ ● ПРОЗА'»
В 1993 году я все еще питала иллюзии по поводу своего научного будущего, потому отправилась поработать в московских архивах, чтобы собрать дополнительный материал для диссертации.
Совсем недавно распался Советский Союз, и Москва еще не воспринималась как столица соседнего государства. Белокаменная была по-прежнему близкой, с детства узнаваемой и почитаемой.
Сейчас уже даже не вспомню, в каких именно архивах мне тогда довелось побывать, ведь проторчала я в Москве довольно долго, воспользовавшись бесплатным жильем и вдруг представившейся возможностью вдоволь походить по московским театрам.
Поскольку тема моей диссертации звучала примерно так «Масонство в Украине в 18-м – первой четверти 19-го века», то, разумеется, я методично шерстила все архивы второй половины 18-го века.
Читать дальше 'ИННА ГОНЧАРОВА ● ДНЕВНИКИ ОДИНОКОЙ ЖЕНЩИНЫ ● ПРОЗА'»
Посвящаю моим терпеливым родителям
Часть этих волшебных историй была написана Очень давно. Скажем, не преувеличивая, лет этак двадцать (если даже не двадцать пять) назад. Случилось так, что однажды, еще молодого и несмышленого, судьба забросила их автора в крохотный садик, расположившийся несколькими своими деревьями и кустами по соседству с Львиным мостиком, что переброшен через Грибоедов канал.
О, это было замечательное время! Тогда люди жили не для того, чтобы зарабатывать деньги, а для того, чтобы получать от жизни удовольствие: вдоль канала стояли огромные Очень красивые тополя и лежали перевернутые кверху дном катера и лодки, а набережная была вымощена самой красивой в мире черной граненой брусчаткой. Кроме прочего, неподалеку от садика по набережной пролегали рельсы 36-го, почти всегда пустого, трамвая, тоже, видимо, ходившего по городу просто так.
Читать дальше 'АНДРЕЙ ЗИНЧУК ● ИЗ СБОРНИКА «ОЧЕНЬ» ● ПЕТЕРБУРГСКИЕ СКАЗКИ'»
М ы едем, едем, едем… мы едем в Корнуэлл, графство такое в нашем королевстве. Дорога однообразная, тра-та-та, тра-та-та, а у нас и кота-то нет, то сплю, то озираю окрестности, а чего их озирать, спрашивается – холмы, равнины. Все зеленое красивое, скорость большая – овечки, свинки, коровки, как размазанные плевочки, не успеваешь разглядеть, да и зачем, коровы, они и свиньи и всякое другое. Приехали в деревню Педстоу…, улочки махонькие, узенькие, народ в основном возле причала толпится и мороженое на каждом шагу – ванильное, с ягодами, без ягод, шоколадное с привкусом кофе, с орехами. Как они его едят – холодина, ветер хлещется, лето, блин. Мне больше нравится вафельный кулечек, хрустящий, как мама пекла. Помнишь, раньше были такие плоские две сковородки вместе: в одну наливаешь тесто, другой прижимаешь – и потом готовые вафли в елочку сворачивали в трубочку и наполняли вареной сгущенкой или кремом заварным. Мне нравилось их есть без ничего. Пробежались по набережной, походили по берегу, вода в море – ноги сводит, а песочек хороший мелкий золотистый и теплый сверху. Вода отошла далеко, обнажив песчаные отмели. Прямо посередине одной из них чуть бочком стоял или лежал или торчал из песка белый катер – подводная лодка в степях Казахстана. Когда вернулись в деревню, на улицах уже ни души, ясно дело – хлеб наш насущный даждь нам, ну, и нам тоже.
Читать дальше 'ИРИНА САВИЦКАЯ ● МЫ ЕДЕМ, ЕДЕМ, ЕДЕМ… ● ЗАПИСКИ'»
Буфет был величественно высок, из настоящего дуба и напоминал здание готического собора: центральная часть – с резным заборчиком-балюстрадой по верху и большой широкой стеклянной дверцей, а по бокам – две высокие башни с длинными узкими дверями. Сервиз стоял обычно в центральной части буфета, и в яркие дни лучи из окна до краёв наливали его тонкие, почти прозрачные чашки тёплым солнечным напитком, проникая сквозь овалы, квадратики и прямоугольнички толстых гранёных стёкол главной дверцы. Когда Розочка подтаскивала к буфету тяжёлый стул, влезала на него и заглядывала через эти стёклышки внутрь, рискованно становясь на цыпочки, ей была видна сложная композиция из восьми чашек, такого же количества блюдец, молочника, сахарницы и заварочного чайничка – всё это с миниатюрным узором бело-жёлтых ромашек на густом изумрудном фоне. Все предметы, конечно, были повёрнуты к зрителю своей лучшей стороной – с рисунком (это горничная Полина старательно расставляла их так, возвращая в буфет после каждого чаепития с гостями), но девочка знала, что несколько узеньких стебельков усердно тянутся и на обратную сторону каждой чашки. Розочка вообще любила заглядывать в разные потайные места – и за пианино с бронзовыми подсвечниками, и под круглый стол, накрытый почти до пола длинной шелковистой скатертью, и под кровати, – но эта дверца в буфете, где тихо обитал старинный сервиз, нравилась ей больше всего.
Жена Лота
«…Жена же Лотова оглянулась позади него,
и стала соляным столпом».
БЫТИЕ гл. 19
Под зноем, соли солонеe,
Одна который век подряд.
Кто скажет ей, что было б с нею,
Не оглянись она назад?
А мы, гонимые ветрами,
Бредем по жизни наугад.
Но как узнать, что будет с нами,
Когда оглянемся назад?
Быстротечное время одних возвышает и умудряет, других ожесточает и углупляет
Прошлый и начало нынешнего веков во многом обогатили наш житейско-политический словарь понятиями, которые впитали в себя эпохальные события. События, оставившие заметный, нередко кровавый след в судьбах целых стран и народов. Скажем, такое, как беженец. Сколько их, бездомных и несчастных, слонялось по простреливаемым вдоль и поперек фронтовым дорогам Великой Отечественной, и в послевоенные годы в т.н. «горячих» точках по всей изрытой могилами Земле. Слова «беженец» и «бежать» – однозначимые понятия и предполагают одно лишь действие – как можно быстрее покинуть места, где нет покоя и защиты от местных и пришлых варваров и душегубов.А сколько спекуляций, исключающих всякую логику, скопилось вокруг этих несчастных за прошедшие годы! И поныне на горе людей, переживших мучительные страдания, «греют руки» недобросовестные политиканы и просто бандиты с большой дороги, делается большой бизнес. И поныне людское горе служит оправданием дикости и варварства…
Как осени благословенье,
Прозрачная старость пришла…
13 января 2011 исполняется 80 лет русскому поэту г.Одессы Игорю Ивановичу Павлову.
Именно русскому, а не русскоязычному, потому что он родился в пору языковой и культурной (хоть и униженной и обскубанной) цельности и остаётся в ареале культурной традиции русского стиха, пропуская время жизни старых одесских двориков сквозь её вязь. Статья эта (но, естественно, с купюрами из-за печатных площадей) вышла почти пять лет тому, в юбилейный (для нашего поэта – 75!) год, в любимой и читаемой одесситами «Вечерке» под заголовком «Витиеватое перо из крылышка спускалось»…
Читать дальше 'ГАЛЯ МАРКЕЛОВА ● КАК ОСЕНИ БЛАГОСЛОВЕНЬЕ… ● ПРОЗА'»
Хотя мне ещё не очень много лет, иногда, вспоминая какое-то событие или место, я вдруг с удивлением и некоторым смятением понимаю, что некоторых из тех, кто был со мной там, уже нет в живых… А те, кто есть, – где они? Где те, кто делил, играя «в ножичка», очерченный кругом кусочек грязной земли старого двора? Ел восхитительную, коричневую со светлыми выпуклостями орехов трубочку мороженого, купленную в «стекляшке» на углу за целых 28 копеек? Дышал рядом в невыносимо потной тесноте июльского трамвая по дороге в провинциальный Дворец культуры, куда «Поющие гитары» привезли на один вечер рок-оперу «Орфей и Эвридика»?
Оказавшись на недельку-другую в чужой стране, человек вполне комфортно чувствует себя при звуках непонятного ему языка. Пожалуй, ему даже нравится, что на свете есть места, где говорят по-другому. Значит, туристическое бюро не наврало ему, и он действительно за границей. Другое дело иммигрант. Иностранная речь поначалу вызывает у него чувство бешенства, а когда он немного овладеет ею – комплекс неполноценности. Он явственно осознает, что изъясняется жалкими обрубками фраз в самой примитивной форме. Ему начинает казаться, будто местные жители глядят на него свысока и посмеиваются у него за спиной, а самые изощренные из них пытаются бессовестно надуть.
Читать дальше 'МИХАИЛ ЮДОВСКИЙ ● ИНОСТРАННЫЙ ПОКУПАТЕЛЬ ● ПРОЗА'»
ВЕСЕННИЙ ДЕНЬ
У одной женщины умер сын. Был и нету. Что еще сказать? На похоронах и то не знали, что сказать, чего там. Ничем не интересовался, ни с кем особо не дружил, работать ему было лениво, учиться ему было никак. Учителя говорили, что не старался. Мозги мутные, глаза пустые, мало ли таких? В училище тянули, дотянули, вытянули. Контрольные за него написали, не чаяли, как отделаться. Отделались. А он, на тебе, с собой покончил. Сдуру, что ли?
ДОМ С КРАЮ
Косо в землю вросшая избушка,
Словно почерневший истукан.
На столе порожняя чекушка
И стакан.
Пара мух ощупывают крошки –
Видно чем-то запах не хорош.
Ни тарелки на столе, ни ложки,
Только нож.
За грибами я ходила один раз. Мне было восемь с половиной. Собирались с вечера. Мама жарила котлеты, мыла овощи и на нас с папой временами отвлекалась распоряжениями: принести, подать, не путаться под ногами. Тонкой ниточкой поджатых губ давала понять, что всё делаем не так… короче «идите-ка… спать». В кровати мечталось как завтра надену китайские новые кеды.
Утро не задалось… Разбудили так рано, что рано ещё и не наступило. Новые кеды надеть не дали. С соседями-грибниками долго впихивали все вещи в папину машину… потом утрамбовывались в неё сами. Все сели, случайно увидели меня, спящую стоя рядом. Затащили внутрь на чьи-то колени.
ЛЕОНИДОВЫ ФЛЮИДЫ
“Меня иногда спрашивают, как я пишу.
Отвечаю :очень просто – слева направо.”
Сесар Бруто, аргентинский поэт.
1.
Инне Богачинской
В пространстве Гейне и Онегина,
укрытом Дантовым плащом,
ютится странная энергия,
не воплощённая ещё.


