Comments (0)

Эмиль Сокольский

НАСТЫРНЫЙ ГОЛОСОК

Игорь Караулов. Ау-ау.

М.: «Воймега», 2018

«Меня читают сосны, облака / для изученья языка». – такие строки я встретил в книге стихотворений Игоря Караулова «Продавцы пряностей», изданной в 2006 году. Это очень хорошие слова; действительно, настоящие стихи пишет не «автор», а сама природа – например, «сосны и облака»; автор лишь переводит её бессловесную речь на язык поэзии.

Но как пишутся стихи у Караулова – так же естественно, как плывут облака и качаются сосны? Вопрос непростой. Первое впечатление – закрытости этих стихов, словно личность автора во что бы то ни стало не желает быть в них обнаруженной – по мере чтения всё усиливается и наконец закрепляется благодаря неожиданной и внятной проговорке:

Зима – это повод сказать о зиме,

весна – это повод сказать о весне.

Нет, не о том, что внутри.

Нет ничего ни внутри, ни вовне.

Но ты говори, говори, говори. <…>

Читать дальше 'Эмиль СОКОЛЬСКИЙ. Книжная полка'»

Comments (1)

Вера Калмыкова

…Бесконечно доверяя Вам, о незнакомый Читатель, открою карты сразу: лично я кровно заинтересована в успехе молодого прозаика Андрея Оболенского, чей путь в литературе только начинается: «7 + 2, или Кошелёк Миллера» — его первая книга (словосочетание «молодой прозаик» совершенно не означает юноша, но ведь мы только о литературе…). Нет-нет, без пошлостей: он мне не брат, не сват, я его даже не видела никогда, есть ведь электронная, понимаете ли, почта. Но он мой автор. В краткую, увы, но славную бытность шеф-редактором альманах-газеты «Информпространство» мне пришлось иметь дело с его прозой, которая потрясла меня… нет, не новизной и свежестью. И не умением автора встроиться в литературную традицию.

Читать дальше 'Вера КАЛМЫКОВА. Пробуждение разума, или Фантастическому реализму — быть! О романе Андрея Оболенского «7 + 2, или Кошелёк Миллера: Роман-пасьянс из девяти карт и джокера'»

Comments (0)

Эмиль Сокольский

ГОРЕНИЕ СЛОВ

Валерий Рыльцов, «Рельеф глубин»

Таганрог: «Нюанс», 2017

Валерий Рыльцов не даёт нам возможности спокойно, постепенно входить в его мир: он сразу хватает за горло, не даёт вздохнуть, опомниться, подступиться к нему. Однако осмысление им сказанного происходит уже по ходу чтения: ни одной проходной случайной строки, ни одного слова, поставленного в угоду рифме или для размера. «Горение слов» – так я определяю поэзию живущего а Ростове-на-Дону Рыльцова, не ведающую успокоенности, созерцательности, внутренней тишины. Но вместе с тем не знает она ни вскриков, ни стонов, ни шумливости. Только – постоянный, стойкий атмосферный жар:

Печальна ночь, а высь от звёзд пестра.

Ресницы огорчив неистребимой влагой,

Потворствую рождению костра

Исписанной в беспамятстве бумагой.

Горят мои слова, мой вклад в «культурный слой»,

Языческая дань началу новой эры,

Становятся реликтовой золой

И, несомненно, частью атмосферы.

Иногда, впрочем. жар немного ослабевает, и на смену огневых взмахов костра приходит ощущение тревожащей тайны жизни:

Читать дальше 'Эмиль СОКОЛЬСКИЙ. Книжный обзор: Валерий Рыльцов, Александр Костенко, Андрей Коровин, Юлия Белохвостова, Клементина Ширшова'»

Comments (0)

Елена Самкова

Рецензия на книгу Светланы Коппел-Ковтун «Полотно. Стихи. Дневники. Афоризмы» (Издательство «Союз писателей», Новокузнецк, 2018. ISBN:978-5-00073-951-8)

Светлана Коппел-Ковтун – поэт, эссеист, публицист, автор сказок для детей и взрослых. Её книги издавались в России, на Украине, в Канаде, а философская сказка-притча «Высекательница искр» была выпущена также в Австралии и Австрии. Творчество Светланы пронизано жаждой Бога и смысла, стремлением к нравственным основам жизни. В своих произведениях она затрагивает разные темы: любовь к Богу и человеку, к животным и вообще к природе, богоискательство, дружба, предательство, старость, смерть и др. Но из всех этих составляющих в итоге выстраивается единая картина судьбы. При этом вся жизнь лирической героини сборника пронизана молчанием, перешедшим в молитву.

Песня сердца — это Христос в нас. От песни (во

мне) к песне (в другом) живёт сердце.

*

Песня—это молчание.

   Героиня, словно продолжает мысль другого современного поэта иеромонаха Романа (Матюшина): «Лучшая поэзия – молчание/Лучшее молчание – моление» ¹. Вот такой творческий диалог двух поэтических душ. Мир для Светланы един, хоть и разделен на две составляющие – мир земной и небесный. В земном мире лирической героиней движет молитва, а в небесном – надежда на милосердие Божие: «Бог выходит навстречу первым и приходит к человеку раньше, чем человек приходит к себе. Бог ближе к нам, чем мы сами к себе», — афористично замечает она в 3-й части своей книги под названием «Словесный бисер».

Читать дальше 'Елена Самкова. Художник с яблоком в руке.'»

Comments (0)

Вера Зубарева

 О новой книге стихов Наталии Елизаровой «Страна бумажных человечков»  (М.: Арт Хаус медиа, 2019. — 122 с.)

 Поэзия Наталии Елизаровой несёт в себе не только классическую ясность слога, но и классическую многоплановость. Это именно тот случай, когда душа читающего «обязана трудиться». Читаешь, переводишь дыхание, возвращаешься в то же волнующее поле… Оно втягивает, в нём столько музыки, столько непреходящей ностальгической бытийности, столько своей собственной жизни! И в то же время, это и о тебе, о твоей судьбе. Но всеохватнее. Потому что разговор не только о судьбе и судьбах, не только о любви, а и о том, как всё это сочленяется с высшим смыслом.

Человек идет по дороге, ныряет в метро,

его перемещает нутро

крупного ящера, людного изнутри диплодока.

Человек едет долго.

Выходит в поле, плачет, падает на траву:

«Господи, если как-то не так живу,

Научи, как надо!

Меня пожирают черви,

огни

душного города,

спаси, сохрани,

избавь от терпкой тоски вечерней»…

Читать дальше 'Вера Зубарева. «Человек идет по дороге…»'»

Comments (0)

Марина Волкова

             Похожа ли сегодняшняя критика на критику пушкинской поры? Разве что тремя  особенностями: некой замкнутостью литературного круга (сейчас бы эту замкнутость назвали «тусовкой»); универсальностью литераторов («чистый» критик и сегодня редкость) и бытованием части критических высказываний в эпистолярном жанре. Правда, на смену дневникам и письмам 19-го века пришли блоги, посты и комментарии в соцсетях, т.е. нашим потомкам не удастся в полной мере восстановить сегодняшнюю атмосферу неотредактированного литпроцесса, но к теме этих заметок столь грустная нота не относится.

А вот от критики постпушкинского периода нынешняя критика отличается кардинально. Несмотря на совершенно разные политические взгляды и литературные вкусы критиков середины и конца 19-го века, одно общее у них все же есть: вера в первичность слова, в то, что литература может повлиять на общественное устройство, на человека, на взгляды и поведение людей. Общее представление, что критика находится за пределами литературы, смотрит на нее со стороны, через призму социальных и политических идей и потому мыслит литературу как инструмент решения социальных и жизненных проблем. Сегодняшняя же критика не столь цельна, да и литературу она не мыслит как единое целое, способное повлиять на что-то кроме литературы.

Читать дальше 'Марина Волкова. Критика глазами культуртрегера'»

Comments (0)

Ирина Роднянская

           Я не специалист по общему спектру критики пушкинского круга и тем более пушкинского времени, притом в сопоставлении того и другого с современностью; это была бы серьезная филологическая работа, требующая немалой эрудиции. Поэтому я буду плясать от печки, от всесогревающей и всегда пламенеющей печки, – от самого Пушкина, как правило, опережающего свое время и выходящего за пределы своего круга. (А.С. Пушкин цитируется ниже по т. 7 его ПСС в 10 тт., М., 1949, с указанием стр.).

Вероятно, все, отвечавшие на эту анкету, не обошлись без знаменитой цитаты: «Критика – наука открывать красоты  и недостатки в произведениях искусства и литературы. Она основывается на совершенном знании правил, коими руководствуется художник или писатель <…> на  глубоком изучении образцов и на деятельном наблюдении современных замечательных явлений» (1830 – год, когда Пушкин активно занялся журналистикой и много думал над подобными вещами; с. 159-160). Здесь речь идет о критике как эстетической экспертизе, что было и остается ядром литературно-критической деятельности, несмотря на периоды, когда оно отодвигалось у нас на относительную периферию, будучи вытесняемо «реальной критикой» 1860-х гг. (для которой произведение становилось лишь поводом к социальному анализу текущей действительности) или советским идеологическим догматизмом. Замечу, что Пушкин, говоря о правилах, коими руководствуется художник, имеет в виду не  только преобладающий в данное время канон (или, на  нашем суконном языке, – «художественный метод»), но принципы и приемы, выработанные для себя лично художественной индивидуальностью. «Старайтесь  полюбить  художника, ищите красот в его созданиях», – пишет  он  тут же.  Без такой «любви  к художнику», т. е без деликатного вхождения в  его акцентуацию, содержащую разгадку замысла, литературно-критический анализ теряет смысл, – так что это лаконичное указание Пушкина бесценно. Собственно, здесь кроется и ответ на вопрос, обращенный к «анкетируемому»: что побуждает его, критика, писать? Именно восхищение красотой художественного творения и стремление передать это впечатление читателю косвенным аналитическим образом. Обнаружение же казусов, когда объект критики занимает в общем мнении незаслуженно высокое место или попросту несостоятелен художественно, – занятие, для критика важное, но все-таки второстепенное. А «деятельное наблюдение» за движением литературы в его наиболее примечательных вехах – задача, в сущности, историософская, при наличии выводов и прогнозов, действительно, сближающая критическую мысль с наукой, каковым именем Пушкин ее и называет.

Читать дальше 'Ирина РОДНЯНСКАЯ. Ответы на «пушкинскую анкету» о состоянии литературной критики'»

Comments (0)

Эмиль Сокольский

НА СВЕТЛЫЙ МОТИВ

Андрей Коровин. Детские преступления.

М: «Воймега», 2015

Коровин – из числа открытых, радостных, можно даже сказать – из числа счастливых современных поэтов (увы, это число невелико…) Его стихи заряжают здоровым чувством жизни, которая всегда в движении, всегда переполнена событиями. Книга «Детские преступления» – пожалуй, самая светлая, и особенно благодаря её первой части, которая называется «Переизбыток любви». Здесь речь не о восторге (восторг имеет внешнюю природу и он преходящ), – речь о глубине. Поэт пишет стихотворение за стихотворением не в озарении, не в состоянии нашедшего на него вдохновения. Он пишет, словно бы решив, что пора подобрать музыкальный мотив к своим воспоминаниям, – вернее – к тому, что живёт в нём всегда, – живёт и сохраняет в нём лучшее: способность к восприятию мира по-детски незамутненным взглядом, – к восприятию мира будто каждый день в п е р в ы е.

Читать дальше 'Эмиль СОКОЛЬСКИЙ. Мини-рецензии'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

Игорь Губерман въехал в Иерусалим почти треть века назад и с тех пор обитает в этом вечно необычном городе, попутно совершая путешествия по городам и весям, государствам и континентам – несет «гарики» миру, четырехстрочную благую весть в массы:

Давным-давно стремлюсь я исподволь

и много раз пытался пробовать

стихи свои писать как исповедь,

а выходила чтобы – проповедь.

Читать дальше 'Михаил ЮДСОН. Временами и местами. О книге Игоря Губермана «Десятый дневник»'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

Сначала была книжечка «Тук-тук-тук» – так судьба деликатно стучала в дверь. А в 1947 году, семьдесят лет назад, вышли «Веселые рассказы» – и народу окончательно явился замечательный русский писатель Николай Носов. Язык его, а это, ребята, главное в писании, весьма радовал – ясный, яркий, чистый, полный лучистой энергии, как его же «Лунный камешек». Да перечитайте сейчас хотя бы «Мишкину кашу» – смешная прекрасная проза, крошечный роман воспитания.

Далее одна за другой, погодками вышли три повести: «Веселая семейка» (1949 г.), «Дневник Коли Синицына» (1950 г.), «Витя Малеев в школе и дома» (1951 г., Сталинская премия 1952 г.). Погода тогда, как известно, стояла мерзопакостная, безродные космополиты галдели и гадили где могли, а органы бились с ними не щадя живота – выпалывали с родной земли некоренные сорняки, джойнтовский чертополох. Атмосфера в обществе, веянья вообще, чертыханья в газетах и очередях оказывали влияние на всех, а на людей творческих в особенности. Нельзя жить в нужнике и быть свободным от запаха. Желательно проветривать хотя бы.

И Николай Носов, талантливый инженер коротышечных душ, верный винтик-шпунтик советской машины, бежал в волшебный мир, который сам и создал, нарисовал словами – мир Русской Утопии.

Читать дальше 'Михаил ЮДСОН. Русская утопия Николая Носова'»

Comments (1)

Борис Кушнер

О книге стихов Лианы Алавердовой «Иерихонская роза» (M-Graphics, Boston, MA, 2016. 273 с.)

Когда мне попадает в руки сборник стихов, я всегда первым делом открываю его наугад. Тест этот, конечно, несправедлив: художника надо судить по высшим достижениям, сочинить неудачное стихотворение может всякий. И нередко такого «испытания» не выдерживали самые знаменитые авторы. Вдобавок, отрицательное начальное впечатление придаёт неблагоприятную заданность дальнейшему чтению. И всё-таки, сколь же часто начальное восприятие совпадало с окончательным!

И вот, что я увидел, открыв наугад книгу Алавердовой:

Читать дальше 'Борис КУШНЕР. Как паруса диктуют кораблю.'»

Comments (0)

Елена Самкова

Рецензия на книгу Елены Зейферт «Потеря ненужного. Стихи, лирическая проза, переводы» / Послесл. Л. Аннинского, А. Таврова, Б. Кенжеева. (М.: Время, 2016. – 224 с. <Поэтическая библиотека>)

«Потеря ненужного» — очередной поэтический сборник поэта и переводчика Елены Зейферт. В самом названии уже сокрыт оксюморон. Слово «потеря» содержит в себе боль от утраченного, несбывшуюся надежду, обманчивые иллюзии, но ненужное – то, в чем перестают нуждаться. Разве можно потерять бесполезное? Однако раньше это доставляло радость, им хотелось обладать, потом же всё куда-то ушло, стало другим и, в измененном состоянии, перестало быть нужным. Стихи Елены легки и одухотворенны, в них таится сожаление о мимолетно утраченном:

Ангел беловолосый (был ли?) ушёл на дно.

Я пробираюсь на ощупь к руслу слёзной реки.

С болью остаться — значит не остаться одной

и продолжать кормить его с лёгкой своей руки.

Автор часто поэтизирует природу вещей. Человек ей близок так же, как природа или полночные звезды. Она понимает всех и со всеми может говорить – сердечно, проникновенно:

Читать дальше 'Елена САМКОВА. «Танец тысячи балерин».'»

Comments (2)

Лиана Алавердова

Когда-то нас вспомнят: мы пели
На этой красивой и страшной земле.

«Пора принять нам свой жребий…»

…Без абажура лампа.
И стол накрыт богатым яством книг.
Слова, как молоко, я выпивала залпом.
И стол был щедр. И мир велик.

«Еще мой день так дивно молод…»

                                               Валентина Синкевич

Много ли вы знаете примеров из настоящего времени, когда поэты, коллеги по цеху, на свои средства издали сборник одного (либо одной) из них? Много ли Вы знаете примеров, когда журнал возглавил подобную инициативу? Что-то не припоминаю. Поэтому приятным и великодушным сюрпризом явилось не только для юбилярши (которой стукнуло в сентябре девяносто, шутка-ли!), но и для всех, как ранее говаривали, «людей доброй воли», издание стихотворного сборника Валентины Синкевич «Новым журналом», давно и плодотворно сотрудничавшим с матриархом эмигрантской поэзии. Сама Валентина Алексеевна долгие годы вела раздел поэзии в этом старейшем «толстом» литературном журнале русской эмиграции.

Читать дальше 'Лиана АЛАВЕРДОВА. Душа без абажура. Рецензия на книгу Валентины Синкевич «При свете лампы. Стихи разных лет»'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

Редкостная нынче книга – не разжевываний аннотации, ни сожалений тиража (5000 для стихов), ни добрых слов-завлекалок на задах обложки. А потому как – Дмитрий Львович не нуждается, он сам с агнцами и птенцами пиитическими плащом и плющом поделится.

Вот написал Быков «Если нет» – и эта маленькая книжка томов премногих многопудней. Конечно, вес ли, нет – решать отдельно взятому читателю, а я лишь поделюсь увиденным предвзято. Поскольку книга мне понравилась уже обликом – черной тушью на льющемся белом – тут буквы вмазаны с размаху, родимые краюхи, страна, текущая молоком и дегтем. И бумага страниц этакая газетная, мало что не обойная, из осиных гнезд надерганная – береста текста, эстетика неслыханной простоты, славных (для стихов) времен потрясения основ. Никакого внешнего усложнения-выеживанья, умышленное отпихивание муры гламура, глядь, глянца, текст как таковой – гол, бос, отмобилизован и призван пленять: «Выбора нет у тополя, вянет его листок. / Древо растет, как вкопано, и облетает в срок. / Сколько ему отмерено, столько ему и цвесть. / Выбора нет у дерева, а у меня он есть.»

Читать дальше 'Михаил ЮДСОН. Ели снег (Дмитрий Быков, «Если нет», Москва, издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной)'»

Comments (0)

Лев Портной

По словам Лидии Григорьевой: 

Сад раскрылся, как книга,

Где цветы — письмена. 

А вот Александр Иличевский разворачивает этот образ в прозе: «Сад для поэта символизирует сущность искусства. Художник возделывает свой клочок смыслов, в этом он истинный земледелец, использующий гумус текстов, выращенных до него». 

   Неисчерпаемая тема — сад. Мне посчастливилось одному из первых видеть фильм Лидии Григорьевой «Иерусалим Сада Моего». Фильм произвел сильное впечатление. Но в те минуты я находился в плену очарования. Мы только что пили чай, пили вино в том самом саду, любовались цветами, а бросая взгляды поверх кустов и поверх рощи, сбегавшей вниз, любовались панорамой Лондона. Мы… наслаждались? Конечно же, нет! Сад Лидии Григорьевой — это Сад воспарения! Фильм «Иерусалим Сада Моего» — тому свидетельство. 

Но появилось сомнение: будет ли воспринят фильм вне камерной обстановки, за пределами источника вдохновения и героя фильма — того самого сада.

Позднее я был приятно удивлен, когда в Москве, по недоразумению опоздав на просмотр, с трудом нашел свободное место в зале. Лидия Григорьева совершила большой вояж со своим фильмом. В Санкт-Петербурге, в Казани, в Тбилиси, — везде повторялась та же картина: полные залы и сотни людей, выпавшие из времени и пространства, всецело поглощенные магией образов и голосом автора. 

Читать дальше 'Лев ПОРТНОЙ. Поэт и сад. О фотопоэзии Лидии Григорьевой'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

(издательство «Книжники», Москва, 2017 г., ISBN 978–5–9953–0484–5)

Израильский прозаик Яков Шехтер явно продолжает славное дело Шмуэля-Йосефа Агнона и Исаака Башевиса-Зингера. Только у этих нобелевских лауреатов шел сплошной иврит да идиш, и к нам приходили переводы, а Шехтер сразу выдает на-гора родимую кириллицу. А так они из одной лавки писателей – быт у них смешан с Бытием, житейские гирьки соседствуют с весами небесными, бесы вырывают перо из хвоста у ангелов, проза пронизана гротеском, а истина – мистикой, в общем – с каббалы на тот еще бал!

В настоящей книге Шехтера обитают две повести и четыре больших рассказа, образующих вместе некий гармоничный шестиугольник, авторский щит от вторжения наружного хаоса. Аннотация учит: «Захватывающие сюжеты, непредсказуемые характеры, неожиданные параллели – реальность в произведениях Шехтера многомерна и насыщенна. Поистине новаторским является стремление писателя решить теологическую задачу – увидеть Высшее присутствие в столкновении и переплетении человеческих судеб».

Читать дальше 'Михаил ЮДСОН. Добыча чуда. О книге Якова Шехтера «Ведьма на Иордане»'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

(М., «Время», 2016)

Этот сборник имеет подзаголовок «Другие стихи» – как бы иные дороги строк подразумеваются, новый этап поэта знаменуется, и через срок каторжного труда (у Чкония та же добыча радия) обретается «внутренняя свобода философского осмысления жизненных явлений». Взятое из предисловия вам не всуе зачитываю – перед нами десятая, и достаточно заповедная книга Даниила Чкония, «который давно утвердился в читательском сознании как тонкий лирик со своим негромким, но отчетливым голосом».

Я открыл наугад, и мне тут же понравилось, враз наткнулся на близкое: «шла по городу ручка оторвавшись от двери / пригрозили мне взбучкой кто в рассказ мой не верил / но когда в переулке дверь сама показалась / ишь забегали урки а она ж не кусалась / ручка к ней прилепилась как невеста прильнула / тут толпа и озлилась и козлом обернулась.»

Даже жаль, что в книге Чкония маловато облучения предыдущего Даниила – обэриутика обменена на лирику, другой вид дара дан. Хармсу с Марса, а нам с Венеры («с чего же мне радость? вон милая критикесса / меня попрекнула за – мое всегдашнее к слабым / нежным стервозным унылым как месса / счастливым несчастным – сочувствие бабам»). Хотя традиции авангарда родимого, русского классического, автором усвоены на ять. Настоятельно рекомендую читать Чкония вразнобой, вне расчисленности трех разделов сборника – настой крепче получается, забористей. Языческая скороговорка корчащей рожи улицы («они топтали бровку / где подступала грязь / делили поллитровку / нещадно матерясь») преображается в поиски лика («может быть мы приближаемся медленно близко / к самой живой сердцевине простого итога / сами себя исключая из честного списка / сами себя поднимая до Света и Бога») и сменяется неясными пророчествами, этакая «Книга Даниила» прямо: «жизнь – вращающийся круг гончара – теченье дней / и подвешенный на крюк станешь суше и видней».

Читать дальше 'Михаил Юдсон. Непроглядный огонь. О книге Даниил Чконии «Стихия и Пловец»'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

У всякого поэта есть этакое постоянное стремление к своим, именно ему присущим смыслообразующим символам-вешкам, оседло кочующим по страницам – в Интернете эту тягу называют «теги». В стихах Эстер Пастернак ключевое, крылатое слово – птицы.

Орнитологически выражаясь, данная книга окольцована – от первого стихотворения («спят серые совы и раненный кречет», «два голубя выгнаны, мокнут вблизи») до завершающего («и голубь удивительной породы / жестяным флюгером кружится на оси»). На сладкое читатель получает из рук автора еще стихотворение в прозе «Холь» – была такая непослушная библейская птица холь, не хотела питаться «от плодов», одним духом жила.

Притча о бумажных птицах, рассказанная здесь Эстер Пастернак, с их «бумажными клювами, обмакнутыми в красную медь» (вроде как железом, обмокнутым в сурьму) – это сжатое повествование о вечности творчества, о бесконечной игре в бисер слов, причем «игра – последняя ставка вечности перед огромной, надвигающейся ночью небытия».

Читая эту книгу, невольно неустанно ставлю галочки – целые гнездовья цитат про птиц, хороших и разных, певчих и прочих: «изумрудно-зеленые зерна клюющий павлин»; «и навзничь упали, подмяв травяные подковы, / сыновья фараона, следя за полетом орла»; «в сказочном озере плавают лебеди, утки»; «и голуби толкутся в рукопашной»; «две горлицы не спят на выцветшем заборе»; «продрогшие молчали совы»; «мой воробьиный день в косицу заплетут»; «и вздернет филин розовое веко»; «а разлука что зоб пеликаний»; «над иволгой цветной воздушно-нежный щит»; «рыбы в прудах кочуют, / лампами светят у клюва аиста»; «под журавлиную браваду / лучей прозрачный перламутр»; «и врет попугай за окном»; «пьют воду заводные глухари»; «страусиные краски сумерек»; «ей снились человек и чайка»; «и громко кричит какаду»…

Читать дальше 'Михаил Юдсон. Птицецветье. (Эстер Пастернак, «Избранные стихи» – Израиль, 2016)'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

 Андрей Грицман, «Кошка», («Время», – Поэтическая библиотека, Москва, 2014 г.)

«Хорошая книга подобна кошке», – внушал понимавший в этом Лао Шэ. Ибо она так же вальяжно впускает нас в свое пространство и позволяет переменять подножный песок – брожение по страницам…

Читать стихи Андрея Грицмана для меня – чистая радость скитания по строчкам, неразбавленно-ключевое удовольствие двигаться вдоль звука, по гудзонному течению текста: «Скелеты разлук на холодной зонной равнине. / Дальний поезда зов между пунктами Б. и А. / В конце перегона одинокая станция стынет, / бесшумно хватает воздух ее пустая труба. / И вот туда нас тянет, словно к костру в долине. / Может, лежит там где-то брошенный нам конверт. / Падает темный свет, как у Куинджи синий. / Куст тот неопалимый где-то горит во рве». Поэтическое «где-то» у Грицмана ассоциируется с гетто, с замкнутой, зацикленной на себе зоной, с ее рвами и злыми щелями. Жидовствующая ересь поэзии, прелесть изгойства (кто остался на Трубе?) – щит от вселенского хаоса, хоть шестиклок!..

Известный давидсамойловский псалом про «потрясенное растенье» как образ поэта («я буду шелестеть листом») – на страницах Грицмана перетекает в трепетание крыл слов («как стая птиц уходит на Левант…»), в ритмичный стук на стыках строк («Мы оба стоим перед выбором. / В 6.30 отходит состав. / До Делавера, до Выборга? / Взобраться в вагон, не узнав…»), в гулкую тряску жития («в шепчущей листве, дрожащей на пути его движенья: очки, бутылка водки, сигарета»), в рождественскую сказку странствия («и вдоль состава полетели ели / в какой-то свой невидимый предел»).

В прозаически-кратком обращении к читателю Андрей Грицман поясняет: «Литератор потрясенным растением быть не может, поэт может. И важно уловить в стихах вот эту вибрацию».

Конечно, мне, кропающему заметки о замеченном замечательном, приходится туго – надо держать ухо востро («Служил Гаврила камертоном»), но и от простого наслаждения грех отказываться: «Позабыв предсказанья и вести, / разглядеть слюдяной цифербрлат, / отраженью сказать: мы же вместе! – / и уйти в средиземный ландшафт. / Там, присев, как Спаситель, на камень, / дожевать и фалафель, и хлеб. / А они доживают пусть сами, / без меня, холодеющий век».

Читать дальше 'Михаил Юдсон. Домашняя душа.'»

Comments (2)

Михаил Юдсон

На обложке – дождь, обнаженные ветки, печальные черные стволы (зато не оружейные), но и восхождение солнца желанно проглядывает (фаворский «свет фонарей»!), с надеждой, что все не напрасно – такой весьма симпатичный импрессионизм художников Евгения и Оксаны Осиповых (Владивосток).

Автор книги, Людмила Шарга – поэт, прозаик, публицист, как сказано в аннотации, в настоящее время живет в Одессе; в «Ночной сюжет новостей» вошли новые стихотворения и фрагменты из дневника. Эта книга сродни стихии – то она ясная, струящаяся светом и стихами, то хмурая, затянутая тучами и отчаянием.

Стихи, согласимся, хороши – о городе у моря, о море при городе, это таки любовь неразлучная, гольный симбиоз – городомор. Да, писалось прежде и немало, разными и хорошими, бродившими по этому побережью, но Людмила находит свои ракушки, личный ракурс: «И всё ж… о море спеть не премину./ Здесь ветром – вдох, а выдохом – прохлада./ И на берег сбежавшую волну/ успею на прощание погладить». Воронцовский маяк у нее – неперелетная птица, причем не какая-то привычная ворона, а диковинная, заморская: «За морем, знамо – другая земля:/ бел-берега да смарагдовы воды,/ может и правда, оттуда ты родом,/ неперелетная птица моя?»

Птиц в стихах тут водится немало: «Из рук моих будет кормиться/ тревожная темная птица –/ осенняя светлая грусть»; «И голос-Птица окрыляет зал»; «улетит сусальная синица»… Плюс, оказывается, одно из названий клюквы на Руси (и в современном украинском языке) – журавлина. То есть ежели на закате посмотреть – клюквенный клин, красиво…

Читать дальше 'Михаил ЮДСОН. Неприкаянные дни. О книге Людмилы Шарга «Ночной сюжет новостей»'»

Comments (1)

Михаил Юдсон

“Уезжайте отсюда. Ей-богу, уже пора”.

Гоголь, “Ревизор”

Часть первая

МОСКВА ЗЛАТОГЛАВАЯ

“Люблю я звездную России снежной сказку”.

Бальмонт

“Как на беленький снежок

Вышел черненький жидок”.

Детская считалка

1

Илья проснулся от холода. Самодельная железная печка к утру остыла, а отопление нынче по Москве на ночь отключали. Кучи угля во дворах охраняли добровольцы из жильцов – отважно топтались в тулупах, жгли костры, стучали колотушками – отгоняли нечисть ночи, лезущую погреться. Да и днем батареи чуть теплились. Что, впрочем, внушало надежду – засыпанная снегами Свято-Беляевская Котельная пыхтит, едва пышет, но (нашими молитвами!) все ж не засыпает в сугробе. Глядишь, когда и поддаст, обогреет… Бог, конечно, есть, хотя и не всегда. Временами, высыпаниями.

Было еще безвидно. Говоря языком Книги, розоперстое Шемешко не спешило ишшо итти из яранги по насту небесному. Темно, как в мешке. А ведь у нас, между прочим, покамест малотемный бок года. Сильнотемный, однако, впереди.

Илья полежал, прислушиваясь. Привычно выло за окном – весенняя пурга пугала, разбойничала, вьюжила, швыряла снегом, заметала тропинки к подъездам. Сказано же – сделалась метель.

За стеной ворочался, скрипел циновкой сосед Рабиндранат, трудолюбивый дервиш в высоком колпаке, обычно трясущий миской для подаяний подле метро Беляево. Рано еще. Ранехонько. Но пора в школу.

Читать дальше 'Михаил ЮДСОН ● Лестница на шкаф ● Сказка для эмигрантов. Главы из романа'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

Эта книга могла бы стать серьезным литературным событием, не будь ее главная тема так безмерно опошлена бесконечными дискуссиями о еврейском (или русском, в сущности) вопросе. Однако и пошлость возможно иногда победить, доведя ее до абсурда, до гротеска: книга талантливого израильского прозаика Михаила Юдсона дышит такой ненавистью к России и всему русскому (кроме, разумеется, языка, блистательное владение которым автор демонстрирует ежестранично), что в книге его сверкают порой искры подлинного вдохновения. Это уж не брюзжание — это подлинное кощунство: “Вокруг миряне, сняв шапки, истово хлебали чай, расплескивая при толчках вагона, хрустели вприкуску, говорили о том, что вчера в церкви Вынесения Всех Святых опять заплакала угнетенно чудотворная икона Василья Египтянина, а с малых губ Пресвятой Вульвы-великомученицы слетел вздох”…

“Выточенные из песцовой кости фигурки — Патриарх на лыжах, Протопоп на Марковне”… Еще? Да полно. И ведь остроумно! “Трах-тах-тах в мерцанье красных лампад” — и Блока автор читал, и Блок ему нехорош, потому что понимает Юдсон корневую связь “Двенадцати” со “Стихами о прекрасной даме”. И мерзко ему от этой связи, как Зинаиде Гиппиус.

Конечно, если б не талант, получилась бы у Юдсона очередная эмигрантская пошлятина о стране, в которой все обижают доброго и умного инородца, питаются грибами и клубнями, живут среди нечистот и пинают все, что видят — от телефонных будок до собак; квашеные травы, погромные бородатые мужики, обитые мехом двери — короче, седьмая улитка на киселе, кысь на склоне. Только “Кысь” попозже закончена (Юдсон писал свою вещь в 1996—1997 гг.) да похитрее закамуфлирована. Но “Москва златоглавая” — не единственная часть этой книги, поскольку главный герой, Илья, умудряется-таки эмигрировать в Германию. А то, что начинается там, — это уж такие ягодки, по сравнению с которыми все русские цветочки начинают выглядеть невинной этнографией: нормальный лагерь уничтожения. Генетическая-то память — она ведь палка о двух концах: не только русские причиняли страдания еврейскому народу. Так что обижаться на Юдсона имеют основания многие.

Читать дальше 'Дмитрий Быков ● О пользе ненависти ● О книге Михаила Юдсона "Лестница на шкаф"'»

Comments (0)

Михаил Юдсон

(Дмитрий Быков. Ясно. Новые стихи и письма счастья. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. – 284 с. ISBN 978-5-17-087962-5)

Ну, и чего неясного? Течет речка, через речку паром, на пароме барометр… Сроду ведь душе, по шею вмерзшей, не покоя надо, а погоду знать – когда лед встанет, засталинит, а когда по реке сало пойдет (хрущи над вышками гудуть!), оттепелью запахнет…

Младой Чернышевский, как измывался Набоков в «Даре», мечтал приделать к ртутному градуснику карандаш, дабы он двигался согласно изменениям температуры – и получается, что делать, вечный двигатель! Вот Дмитрий Быков и есть сей человек-карандаш, точнее, вечное перо, дар ему такой шандарахнуло свыше – быть неусыпным барометром-самописцем, чутко фиксировать и рифмовать причуды природы да толчки народа (ода нар, баллады дембеля, цветенье зла с добром, союз дедов с салагой).

Другого величия нам не обломится,
Но сладко – взамен паникерства и пьянства –
Смотреть на стеклянную трубку барометра,
Без слов говорящего: ясно. Все ясно.

Эх, речка-жисть, паром-Расея, Быков-барометр!.. Беда, барин, буран, бунт бессмысленно-беспощадный – вся эта, блин, бессменная дурацкая дорожная карта берется на карандаш: «Заборы, станции, шансоны, жалобы,/ Тупыми жалами язвящий дождь,/ Земля, которая сама сбежала бы,/ Да деться некуда – повсюду то ж».

Читать дальше 'Михаил ЮДСОН ● Барометр парома'»

Comments (2)

Михаил Юдсон

(Дина Рубина. Русская канарейка. Трилогия. – Желтухин. – ЭКСМО: М., 2014. – 480 с. ISBN 978-5-699-71725-5; Голос. – ЭКСМО: М., 2014. – 512 с. ISBN 978-5-699-70684-6; Блудный сын. – ЭКСМО: М., 2015. – 448 с. ISBN 978-5-699-76883-7)

Роман огромен и стоит на трех томах – полторы тыщи страниц, циклопическое литературное строение, странной и порой гаудиной архитектуры – вот уж где доверху застывшей музыки! Диной Рубиной сотворена и явлена нам трилогия «для Голоса и птичьего хора» – про любовь, войну, приключения, любовь, скитания, возвращение, любовь… Итака далее, заметил бы один мореплаватель.

Пером автора создано вдоволь пространства и достаточно времени: от Алма-Аты до Лондонов-Парижей и прочих Таиландов, плюс вечный шлях от Одессы до Иерусалима с агасферным брожением персонажей. Жизнь – шумный постоялый двор, отель в пять желтых звезд… И ведь написано как сочно и смачно – запахи, звучание, аж мурашки по вкусовым пупырышкам! Снимаю шляпу и обнажаю кипу – святое дело удалось Дине Рубиной – превратить дольнюю воду прозы в горнее вино музыки.

Читать дальше 'Михаил ЮДСОН ● Редкая птица ● О книге Дины Рубинной «Русская канарейка»'»