RSS RSS

Posts tagged: ПРОЗА

Дина Измайлова. Александр умирал. Рассказ

Александр умирал. Это было очевидно всем, даже ему стало казаться неотвратимым, хотя в уголке сердце всё равно теплилась надежда: «Авось минует, авось пронесёт»

Смерть проступала сквозь его посеревшую кожу, сочилась через поры вовне, расползалась в разные стороны флюидами мрачной тоски, распирающей его душу. Когда он входил в комнату, наполненную беспечным шумом досужей болтовни, родные притихали, неловко отводя глаза, жена с фальшивой беззаботностью вскрикивала: «Саша, садись», суетливо пододвигала ему чашку, поправляла скатерть. Дочка глядела поверх его головы с отчужденной приветливостью, не произнося ни слова. В очередной раз с досадой и нежностью он вспоминал о ней маленькой – теплой и доверчивой, беспрестанно льнущей к нему в своевольно-капризных порывах инстинктивной ласковости. Как-то вдруг она превратилась в колкого подростка с резкими шутками и тяжелым испытующе-подозрительным взглядом, а потом в женщину с мягкими очертаниями тела, легкой походкой и неуловимо изменчивыми глазами, сквозь невозмутимую серьезность которых то и дело проглядывало дразнящее лукавство.

Читать дальше 'Дина Измайлова. Александр умирал. Рассказ'»

Наталья Труш. Собачья жизнь. Рассказ

Протяжно свистнула в ночи последняя электричка, и, поезд, набирая обороты, стуча на рельсовых стыках, проскочил мимо домика стрелочников. Сооружение это дощатое, крашенное «веселенькой» зеленой краской, железнодорожники именуют «будкой», видимо из-за размеров: ну ни дать, ни взять – собачья конура. Собака там, кстати, тоже проживает: пожилая брехливая Сильва – шлюха из шлюх собачьего племени. Два раза в год приходится скидываться на бутылку для дяди Саши – кочегара из депо, который хоть и плачет, но топит силькин выводок, оставляя одного четвероного пацанчика.

Сильва шлялась неизвестно где уже четвертые сутки, стало быть, не за горами день, когда опять ощенится. Искать ее не было никакого смысла – сама явится, как нагуляется. Поэтому Катерина Ивановна, проводив электричку, и, крикнув пару раз в темноту собаку, больше для порядка, заперлась на засов. Плотно задернув ситцевые цветастые занавески, чтоб какой придурок не напугал, женщина устроилась на колченогом табурете у стола. Неспешно заварила свежий чай, намазала кусок батона вареньем, и полистала новый детектив, который предусмотрительно захватила с собой в ночную смену.

Читать дальше 'Наталья Труш. Собачья жизнь. Рассказ'»

Елена ШАУРА. Лютый Хвалынск. Отрывок из романа "Ангольский чернокожий топчет солнце"

«Только копни этот город, — думала Брия уже в машине по дороге домой, — и такое вылезет! Несчастье на несчастье! Это только с виду — лоск и благополучие…»

Не зря в детстве Брия боялась зимнего пустыря. Две недели назад позвонила мама и сообщила, что дядю Витю нашли мёртвым. После смерти отца Брия его ни разу не видела, только знала, что он окончательно спился. Как и отец, тот был пьяницей в полном смысле этого слова, и сколько родные его ни лечили от пьянства, водка победила.

Покончил с собой дядя в пору лютых крещенских морозов, когда снег, наваливший за зиму, городским службам было уже некуда сгружать. Решение приехать в родной город, чтобы там умереть, созрело у него давно, словно сама земля заговорила в нём и поманила родным теплом. Он всё оттягивал, но одно событие его подтолкнуло…

Читать дальше 'Елена ШАУРА. Лютый Хвалынск. Отрывок из романа "Ангольский чернокожий топчет солнце"'»

Раиса ШИЛЛИМАТ. Мир тесен. Рассказ

Казалось, что полуденное небо за окном всей тяжестью своей беспросветности навалилось на землю и придавило её. Впрочем, в Германии этим никого не удивишь, погода здесь, поистине, зимой и летом – одним цветом.
Настроение трактирщицы Дагмар Фредельман, овдовевшей несколько дней назад, вполне соответствовало пасмурному дню. Она всегда относила себя к особам, тонко чувствующим природу, верила в неисповедимость путей господних и увлекалась эзотерикой.
Если ещё десяток лет назад добропорядочные бюргеры посылали друг другу письма и красочные поздравительные открытки по почте, то сейчас это заведение обслуживает только суды, бюро по трудоустройству, да социальные службы. Общение происходит в основном по телефону, да ещё через интернет.
Дагмар, молодящуюся женщину “продвинутого“ возраста (так дипломатично называют здесь пожилых людей), внук научил не только обращаться с компьютером, но и сленгу, которым его “крутая“ бабка частенько любила щегольнуть. Она охотно пользовалась жаргоном, когда по вечерам, в её придорожном кнайпе, ей приходилось “раскручивать“ подгулявшую поросль на десяток-другой литров пива. Читать дальше 'Раиса ШИЛЛИМАТ. Мир тесен. Рассказ'»

Татьяна ОКОМЕНЮК. «Шоколадная» любовь. Рассказ

Лидку Тупицыну в небольшом районном центре Гринево все считали беспутной. Как только гриневцы ее ни называли: и «легкой давалкой», и «слабой на передок», и «шлюшкой-потаскушкой». Нет, она не стояла на трассе, не оказывала платных сексуальных услуг, не приставала к чужим мужикам. Просто ее «биология» была такова, что девушка не могла отказать оказавшемуся рядом с ней парню. Стоило тому произнести слово «красавица» и положить ей руку на бедро, у Лидки тут же сгорали предохранители: закатывались глаза, учащалось дыхание, влажнели ладони, ноги автоматически разъезжались в стороны. После секса она часто жалела о своей всеядности, но поделать с собой ничего не могла.

Читать дальше 'Татьяна ОКОМЕНЮК. «Шоколадная» любовь. Рассказ'»

Елена ЛИТИНСКАЯ. Встреча. Отрывок из романа «Незабытая мелодия»

Елена ЛИТИНСКАЯ. Встреча. Отрывок из романа «Незабытая мелодия»Надо зайти в аптеку, в русский магазин, овощной… Куда-то еще? Не помню. Может, потом вспомнится. А не вспомнится, значит, так тому и быть. Обойдется. Господи, как мне все это надоело! Вечно в бегах! Абсолютно нет времени и сил побыть наедине с собой, расслабиться или, наоборот, сосредоточиться и подумать о том, зачем все это. Я катастрофически быстро старею. Один день похож на другой, как вот эти близнецы в коляске, которую так бодро катит их молоденькая мама. Неужели так будет всегда, до самого конца? Каким будет мой конец и когда он наступит? – мрачно думала Наташа, круто, по-мужски паркуя машину на Брайтон-Бич Авеню, настоящим размашистым стилем заправского водилы. Был седьмой час вечера. Декабрьская ночь наплывала огромной темной волной, грозя вот-вот потопить судорожно барахтающийся в предрождественской суете город Бруклин.

Читать дальше 'Елена ЛИТИНСКАЯ. Встреча. Отрывок из романа «Незабытая мелодия»'»

Ирина Шульгина. На рассвете. Отрывок из повести

Вечер за вечером Мерула входил в ворота своего дома в полном изнеможении, смывал с себя пот и пыль, наспех ужинал и присаживался к фонтанчику в своем внутреннем дворике и сражался с непонятной тоской, подступающей к горлу. Несколько дней тому назад верный человек сообщил ему, что его озорной плясуньи Селены больше нет на свете – ее убили на ночной дороге в окрестностях Кесарии.

 «Ну, что ж это я? — пытался теперь он уговаривать себя, слушая нежное журчание водяной струи. — Что раскис, как девица? Что мне до нее? Сгинула, как и не было. Все равно ее ничего хорошего не ждало». Но никакие разумные доводы не помогали, и перед его взором все время вставало выразительное темноглазое лицо плясуньи под копной непослушных волос.

Читать дальше 'Ирина Шульгина. На рассвете. Отрывок из повести'»

Валерия ШУБИНА. Заливанский-Непросыханский-Нащокинский, или По другую сторону матрицы

nashhokinskij-pereulok-v-moskveВсё, что описано ниже, случилось в Нащокинском переулке. В Москве есть такой недалеко от Пречистенки. Сюда на новую аренду переехал банк, где в 90-е я получала проценты от акций, добытых за бумажку под названием «ваучер». Не так чтобы я презирала эти гроши, но, ступая в Нащокинский, я думала о другом. В моей насквозь литературной башке крутилось: «А не отсюда ли вышла «Пиковая дама»?» Ведь здесь у Нащокина жил Пушкин. Играл в карты. Не тут ли задумал встречу старой графини с таинственным чудаком Сен-Жерменом, знавшим тайну трех карт. Ведь во времена Пушкина само это место называли Сен-Жерменским предместьем. Писали как о злачном уголке, куда тянуло разношерстную эксцентричную публику: от артистов до шарлатанов. И Нащокин Павел Воинович, живший здесь, отличался чудачествами. О нем как о фантастическом сумасброде вспоминают мемуаристы, и всегда хорошо. Пушкин любил его, хотя в письме к жене жаловался: «…дом его бестолочь и ералаш… Всем вольный вход, всем до него нужда, всякий кричит, курит трубку, обедает, поет, пляшет…» В письме ничего о карточной игре, но именно она привлекала народ. И, конечно, деньги. Нащокин давал в долг, обратно не требовал, если не отдавали, прощал, зла ни на кого не держал. И Жуковский, и Баратынский, и Гоголь, Брюллов… всех не перечесть! дивились его расточительству, но всегда с уважением. Отмечали его чистую совесть, великодушие. Особняк Нащокина знал каждый извозчик и вез к нему по одной только фамилии.

Читать дальше 'Валерия ШУБИНА. Заливанский-Непросыханский-Нащокинский, или По другую сторону матрицы'»

Василий КИЛЯКОВ. Посылка из Америки

Ехал на мотоцикле большим селом с запущенными садами и палисадниками, с осенними желтыми цветами. Стояла осень, бабье лето. Дул сильный порывистый ветер, срывая с тополей остатки листьев. Нудный мелкий дождь моросил с утра, а к обеду небо сплошь затянуло облаками.

Улица села Рожково так была разъезжена тракторами, что по дороге местами приходилось останавливаться и толкать мотоцикл, а дождь как назло не унимался. Я свернул к знакомой избе с крыльцом и скамеечками. Мотоцикл поставил под навес двора, закурил, сидя на скамеечке. Порывы ветра пронизывали и под навесом, с мелкими всепроникающими каплями, и холодно было сидеть. Вдруг растворилось окно, хозяйка позвала меня в избу, открыла сенцы. В кухне домовито стояла русская печь, занимавшая всю кухню, свежевыбеленная и зашторенная ситцевой занавеской. Хозяйка тяжело полезла на печь, сняла валенки и подала мне. Валенки оказались как раз впору, по ноге.

Читать дальше 'Василий КИЛЯКОВ. Посылка из Америки'»

Галия МАВЛЮТОВА. С миру по нитке

Он никому не верил. Никогда. Ни одной минуты. Все всегда врали. Они улыбались, сюсюкали, а сами врали.

Алексей родился покладистым. В детстве его часто били. Все синяки и шишки мальчик терпел, иногда мог и ответить, но чаще ложился на спину и ждал, когда всё закончится. Так и жил. Худо-бедно окончил школу, поступил в техникум, получил специальность электрика. Дома было скудно и бедненько, и сразу после армии Алексей завербовался на север. Тогда ещё вербовали. И на севере не повезло. Сначала жил в промёрзшем общежитии, потом выделили комнату в коммуналке в довесок крепкой рабочей семье. Как-то пришло известие, что родители умерли, сначала мать, потом отец. На похороны Алексей не поехал. На работе не отпустили, а он не стал перечить. Родителей похоронили по социалке. Жильё у них было ведомственное. Богатства не нажили. Как жили – тихо и незаметно, так и ушли ни с чем.

Читать дальше 'Галия МАВЛЮТОВА. С миру по нитке'»

Фёдор ОШЕВНЕВ. Академик из детсада и другие миниатюры

Академик из детсада

 

Подготовительная группа детсада гордилась настоящим уникумом. Азбуку и таблицу умножения он освоил в три года. Ну а к шести уже хорошо читал, писал и легко оперировал с многозначными числами. Мало того, еще и здраво рассуждал о разных политических проблемах.

Феномен происходил из особой семьи. Дедушка – доктор филологических наук, бабушка – одаренный кардиолог, папа и мама – юристы. И брат на семь лет старше, по книгам которого младший занимался  самообучением.   

Читать дальше 'Фёдор ОШЕВНЕВ. Академик из детсада и другие миниатюры'»

Наталья СТЕРКИНА. Открытка

Девочки держатся за уголки розовой, туго натянутой наволочки: раз-два – игрушечный клоун взлетает вверх. Кружится, кувыркается, падает и вновь подпрыгивает. Девочки хохочут: цирк, цирк!

На веревке танцуют птички-прищепки. Плещется белая простынь. 

Мы смотрели в окно, стоя рядом в комнате муромской травницы – горбуньи. Весна 1983 – синее небо, свежий ветер, одуванчики.

Зимой в хипповской коммуне на Плющихе мы, конечно, не раз встречались: ты пребывал там постоянно, я временами зависала.

Ты много курил, надрывно кашлял. «Проклятые рудники!» – смеялся ты, смеялись мы. Оказалось – проклятая чахотка. Туберкулез – экзотика по тем временам.

Читать дальше 'Наталья СТЕРКИНА. Открытка'»

Макс Неволошин. Индонезия плюс

Знаменитых драконов с острова Комодо мы так и не увидели. На утренние экскурсии мест не хватило, а после обеда у меня сиеста. Кроме того, надо ли час таскаться по джунглям в самое пекло…

– …чтобы увидеть торчащий из-за пальмы хвост? – сказал я жене.

– Почему хвост?

– Потому что у них тоже сиеста. В такую жару все здоровые и сытые организмы… а-а-а-э, – я зевнул.

– Может, всё-таки поедем. Я так давно хотела… Какой ты мелкий эгоист!

Если моей жене в чём-то отказать, сразу выясняется, что именно этого она хотела с детских лет.

– Ну, поезжай одна.

– Очень умно. А если меня там похитят? Убьют? Изнасилуют?

– Сомневаюсь, что это будет в таком порядке. И потом кто изнасилует – драконы?

– Аборигены!

– Легче поверить, что это сделают драконы, – пробормотал я, засыпая. – Ну, кричи, если что. Я приплыву.

– Ты же не умеешь плавать.

– Да? Тем более. Давай-ка лезь ко мне под бочок. И кондишен сделай посильнее.

Последние слова ударились о захлопнутую дверь.

Читать дальше 'Макс Неволошин. Индонезия плюс'»

Владислав Кураш. Каждому своё

Гигантские тридцатиметровые ветряки с неторопливо вращающимися, громадными трёхлопастными крыльчатыми ветроколёсами мощных электродвигателей, и похожими на хвост дракона виндрозами, расположенные на вершинах зелёных холмов, окружавших такую же зелёную чашевидную долину, напоминали сказочных великанов с неправдоподобно длинными ручищами.

Внизу, у подножия холмов, вилась еле заметная серебристая паутинка автобана. В сером тумане выхлопных газов на сумасшедшей скорости по нему двигался непрерывный поток автомобилей. Среди прочих, ничем не выделяясь из общего потока, в западном направлении двигался новенький пятидесятиместный автобус «вольво». Два дня назад он выехал из Киева, оставил за спиной пол-Украины, Польшу, и теперь отмерял первые километры Восточной Германии.

Я смотрел сквозь боковое стекло на зелёные отроги Альп и не мог оторваться. Я не верил своим глазам. Мне казалось, что я попал в сказку. Или, может быть, сплю.

– Тише, не шевелись, а то проснёшься, и сказка исчезнет, – сказал я сам себе шёпотом, так, чтобы никто не слышал.

– Что, нравится? – спросил Андрюша.

Он сидел рядом и с самым довольным видом жевал бутерброд.

– Такой красоты я ещё не видел.

Я снова посмотрел на зелёные альпийские холмы и для полной уверенности ущипнул себя за руку. Сказка не исчезала.

Читать дальше 'Владислав Кураш. Каждому своё'»

Татьяна Шереметева. Отрывок из романа «Маленькая Луна»

ГЛАВА 9

Ахматова

 

В Брюсселе жизнь шла своим чередом. Писающий мальчик продолжал свой скорбный труд, толпы туристов всё так же упорно искали на близлежащих улицах писающую девочку. А в общих предбанниках городских туалетов уже вполне взрослые мальчики стояли у писсуаров и занимались примерно тем же, что и их знаменитый маленький собрат. По первому разу напрягает, потом становится как-то всё равно: их муниципалитету виднее.

Я ходила по большой городской площади, заставленной поддельным антиквариатом из Китая, и искала что-нибудь для души. Но душа демонстрировала норов и несговорчивость, и ничего для неё я не высмотрела. Бесконечные вазы и каминные часы, настольные лампы и пастушки не вызывали желания поселить их в моей спальне.

Зашла в магазин поблизости. Он был похож на лавку старьёвщика: ходить нельзя, можно пробираться боком. На втором этаже неожиданно для себя вытащила из-за древнего комода старую картину. Сквозь слой пыли можно было различить желтоватый фон и полуодетую женщину на бордовом диване. Чёрная чёлка, горбатый профиль. Боже мой, неужели это Ахматова?

«Бензина запах и сирени, Насторожившийся покой… Он снова тронул мои колени Почти не дрогнувшей рукой».

Или ещё, я же помню! «О, как сердце моё тоскует! Не смертного часа ль жду? А та, что сейчас танцует, Непременно будет в аду»…

 

Да. Непременно будет в аду…

Читать дальше 'Татьяна Шереметева. Отрывок из романа «Маленькая Луна»'»

Татьяна Янковская. Поездка в прошлое. Борщевой пояс*. Отрывок из повести «М&М»

– Нет, вы только посмотрите! – раздался сзади низкий женский голос, говоривший по-английски с сильным еврейским акцентом. Чьи-то руки обхватили Иннину голову и медленно развернули ее лицом к центру вестибюля. На потертом диване перед ней сидел, смущенно улыбаясь, мальчик лет шестнадцати в ермолке, и сколько Инна ни напрягала память, она была уверена, что видит его впервые. Она убрала чужие руки с головы и повернулась к женщине. Крашеная брюнетка со следами знойной красоты стояла у конторки и громко говорила, обращаясь к служащей отеля и проходившим мимо постояльцам:

– Вы только посмотрите на нее! Кто вас стрижет? У вас должен быть очень хороший мастер!

– А где вы живете?

– Во Флориде.

– А я в Нью-Йорке. Вы собираетесь в Нью-Йорк?

– Нет.

Читать дальше 'Татьяна Янковская. Поездка в прошлое. Борщевой пояс*. Отрывок из повести «М&М»'»

Игорь МИХАЙЛОВ. Купание в Чухломском озере

Погружаться в сероватое пространство русского севера – все равно, что отрекаться от мира, удаляться в скит, бежать прочь. Чтобы никто и никогда больше не видел и не слышал. И ты, чтобы никого и ничего. Кроме густого ельника, брошенных деревень, лосиной морды, медведя или лешего.

Отставной, ссыльный, каторжный край. Медвежий угол, тишь да глушь. Дикий простор и вольная воля. Сума да тюрьма.

В самой природе, в ее неброскости, как будто даже стыдливости за свою внешнюю некрасивость – что-то щемящее, томительное и грустное, окаянное и невыплаканное, как песня или монашество. Безвозвратное и бесповоротное, словно иллюстрация к слову юдоль.

Или все не так, а наоборот.

Север – он обманчив, ненадежен. Издали вроде бы серенький волчок, а на поверку иначе. А потом пытаешься вспомнить что-то определяющее, деталь, особенность, а ее и нет, словно все это примерещилось или приснилось. А потом понимаешь, что поспешил. Просто север тебя не принял, а обманул.

Читать дальше 'Игорь МИХАЙЛОВ. Купание в Чухломском озере'»

Роман МИХЕЕНКОВ. Варенье из диких груш. Каприс. Alegretto

— Вы рисуете грушами?! – голос девушки дрогнул, она придумала и перед зеркалом отрепетировала совершенно другие слова, но от волнения все приготовления пошли прахом.

— Осень сама себя рисует, — пробормотал художник, даже не обернувшись.

 

   Аграфена сквозь дикий виноград, скрывающий террасу от посторонних взглядов, всё утро наблюдала за соседом, мысленно проигрывая каждое мгновение этого разговора. Вот она подходит к невысокому заборчику, разделяющему их участки, грациозно на него облокачивается, дожидается, пока художник её заметит. Они здороваются, восторгаются красками золотой осени, потом приглашение на чай с вареньем из местной земляники.

   На лужайке под грушевым деревом сосед разложил деревянные щиты, накрыл их холстом и, усевшись на раскладной стульчик, сосредоточенно наблюдал, как дикие груши шлёпаются на холст, оставляя причудливые кляксы. Художник то и дело вскакивал, бросался к только что упавшему плоду и замирал, внимательно его разглядывая. Охотящийся гепард. Движения стремительны и грациозны. Невысокий, худощавый, чёрные кудри с лёгкой дымкой седины. Аграфена почему-то обратила внимание на его идеально стройные ноги. От чего смутилась.

   Наконец решившись, она подошла к забору. Но все планы спутались. Он просто её не заметил.      

Читать дальше 'Роман МИХЕЕНКОВ. Варенье из диких груш. Каприс. Alegretto'»

Олеся НИКОЛАЕВА. «Четвёртая стража» и другие рассказы

«Господи, что с нами будет? и другие рассказы». (Издательство Сретенского монастыря, М7, 2017)

Из книги  «Господи, что с нами будет? и другие рассказы». (Издательство Сретенского монастыря, М7, 2017)

Серия: Зеленая серия надежды
Страниц: 704 стр., бумага офсетная
Размер: 207 х 137 х 32 мм
Переплет:  твердый
Гриф:  17-620-0778
ISBN: 978-5-7533-1318-8
Количество в пачке: 8 шт.
Тираж: 15 000 экз.
Издатель: Сретенский монастырь, 2017 г.

 

ЧЕТВЕРТАЯ СТРАЖА

                

Решила вдова полковника навести на генерала N, по вине которого погиб ее муж, «сухую беду». Это значит, покончить с собой, да не просто так, а в непосредственной близости от погубителя – в самом ли доме его, служебном ли кабинете или, если не выйдет туда пробраться, хотя бы и в саду, прямо под окнами. Да еще и записку предсмертную оставить: «Прошу винить в моей смерти, как и в гибели моего мужа, генерала N».

Добыла она яду, и дело оставалось за малым – проникнуть в генеральское жилище, поскольку идея с садом отпадала сама собой: была зима, все утопало на полметра в снегу, да и морозец лютовал преизрядно. Она представила себе, как, встав в сугробе, наглотается яду и осядет в этот глубокий снег, так что ее, может, до весны и вовсе не найдут, а записку либо ветром унесет, либо метелью размочит, и никто так ничего и не узнает о генеральском коварстве.

Наконец, придумала она, под каким предлогом можно будет придти в генеральский дом, мышьяк положила в карман костюмчика, бутылку воды приготовила, записку написала разборчиво и уже надевала шубу, когда раздался телефонный звонок.

Читать дальше 'Олеся НИКОЛАЕВА. «Четвёртая стража» и другие рассказы'»